не хотел позволить шотландцам сбежать под покровом темноты и считал, что преимущество внезапной атаки позволит одержать верх. Верный своему прозвищу, он приказал немедленно атаковать и разделил своих людей на две баталии. Одна, под его собственным командованием, должна была нанести фронтальный удар по позициям шотландцев, а другая была отдана под командование сэра Мэтью Редмэйна, которому было приказано обойти шотландцев с севера и атаковать их с тыла. Шотландцы заканчивали ужин, держа оружие наготове, и собирались расположиться на ночлег, когда в лагерь прискакал конный разведчик с вестью о том, что англичане почти настигли их. "Армия Хотспура на подходе", — крикнул он. В спешке граф Мурей забыл одеть шлем а у Дугласа вообще не было времени надеть доспехи. Шотландский лагерь находился у подножия холма и шотландцы вскарабкались вверх по склону и выстроились в боевой порядок на вершине. Баталия Перси поднялась на холм в пешем строю без особого порядка и обрушилась на шотландцев с криками "Перси!" и "Святой Георгий!". Люди Дугласа отступили перед первым натиском, но держались стойко, а затем контратаковали при сгущающихся сумерках и заставили англичан отступить. Дуглас, "истинный факел шотландцев", по словам поэта описавшего битву, был убит в этой схватке пронзенный тремя копьями. Согласно знаменитой, но, вероятно, апокрифической истории, рассказанной Фруассару двумя рыцарями, участвовавшими в этой битве, когда соратники Дугласа несли его обнаженного и полубессознательного с поля боя, он приказал им поднять с земли его знамя и размахивать им, крича "Дуглас!", чтобы шотландцы не были деморализованы его смертью. В жестокой рукопашной схватке, усугубляемой тем, что в темноте трудно было отличить друга от врага, шотландцы добились полного превосходства. У подножия холма англичане попытались перестроиться, но граф Данбар, командовавший шотландским резервом, сел на коня и провел кавалерийскую атаку вниз по склону, рассеяв их по полю.

Большинство современников винили в этом поражении Генри Перси. Их критика имела большую силу. Поспешив вступить в бой с врагом, он атаковал его до того, как баталия Редмэйна подошла с севера, а епископ Даремский и остальная английская армия были еще далеко. Редмэйн достиг лагеря шотландцев вскоре после начала боя. Его люди потратили время на вырезание конюхов и слуг, которых шотландцы оставили охранять свой лагерь, а затем потеряли дорогу в темноте. Рано утром следующего дня они обнаружили трупы своих соотечественников, разбросанные по полям у Рид, в то время как шотландцы с триумфом стояли на вершине холма. Баталия Редмэйна напала на измученных шотландцев, отбросила их и преследовала на север до самой границы. Что касается епископа Скирлоу, то посреди ночи на дороге его встретил гонец с вестью о разгроме и тот сразу же повернул назад в Ньюкасл. Обе стороны понесли большие потери. Англичане потеряли примерно 550 человек убитыми и много пленными. Генри Перси, его брат Ральф и еще двадцать один рыцарь оказались в плену. Потери с шотландской стороны были почти такими же высокими. Они потеряли около 500 человек. Среди пленных были сэр Джеймс Линдсей и несколько других видных пограничных лордов[918].

В свое время Оттерберн был знаменитым сражением. Немногие события так убедительно показали англичанам, насколько изменилась ситуация со времен расцвета Эдуарда III. Это была первая крупная победа шотландцев на поле боя со времен Бэннокберна. Она вдохновила шотландцев на создание патриотических эпических поэм, начиная со стихов на латыни Томаса Барри, написанных вскоре после битвы, и заканчивая Балладой о битве при Оттерберне, которую в различных редакциях продолжали петь еще долго после окончания пограничных войн. "Когда я услышал старую песню о Перси и Дугласе, мое сердце волновалось сильнее, чем при звуках трубы", — напишет сэр Филипп Сидни два века спустя, в царствование Елизаветы I. Жан Фруассар, который знал Джеймса Дугласа еще мальчиком, когда гостил у его отца в Далкейте, приложил немало усилий, чтобы опросить тех, кто сражался в битве, и посвятил несколько своих самых ярких прозаических произведений распространению славы о ней среди его аудитории на континенте. Сражение в рукопашной между равными силами дворян с известными капитанами с обеих сторон и без лучников, которые могли бы повлиять на результат, олицетворяло все то, чем он больше всего восхищался в рыцарских войнах.

Из всех кампаний, сражений и стычек, великих и малых, о которых я поведал в этой истории, эта битва, о которой я сейчас говорю, была самой напряженной и самой лучшей, ибо не было там ни одного человека, ни рыцаря, ни оруженосца, который не исполнил бы свой долг до конца.

В стратегическом плане, правда, на карту было поставлено немногое. Дуглас все равно возвращался домой и за победой не последовало продолжения. Потери обеих сторон были примерно равны как по численности, так и по значимости. Генри Хотспур в конце концов был освобожден после почти годового нахождения в плену в обмен на сэра Джеймса Линдсея и 7.000 марок наличными. Но в политическом плане битва имела огромные последствия. Смерть главы дома Дугласов не оставившего наследника оставила пустоту в политическом и военном руководстве шотландского пограничья и политическую нестабильность, которая сохранялась в течение многих лет. Сложная сеть вассальной верности, созданная в Шотландской низменности за четыре десятилетия рыцарями Лиддесдейла и графами Дугласами, внезапно распалась. Обширные владения, простиравшиеся вдоль границы от Бервика до Лодердейла и на север до Абердиншира, оспаривались между различными ветвями семьи Дугласов и ведущими представителями шотландской знати. Под Карлайлом граф Файф оставил осаду города и удалился со своей армией в Шотландию, как только до него дошла весть о смерти Дугласа[919].

За морем последняя континентальная кампания, предпринятая Англией в XIV веке, закончилась с полным провалом. Маршал Луи де Сансер, командовавший французскими войсками на Гасконской границе, вошел в Ла-Рошель в конце июля в сопровождении нескольких ведущих дворян Пуату и отряда из 1.100 латников. Арундел вызвал его на полевое сражение, но опытный Сансер не собирался растрачивать свои тактические преимущества и ответил уклончиво. От Джона Гонта не было никаких признаков помощи. Герцог Ланкастер не планировал проводить крупные военные операции против Франции, а без обещанного подкрепления из Англии он вряд ли был в состоянии это сделать. В любом случае, агрессивные планы Арундела противоречили всем политическим устремлениям герцога и перечеркивали его переговоры с Кастилией.

Последняя страница длительных и сложных дипломатических переговоров Джона Гонта с Хуаном I была перевернута только 8 июля 1388 года, когда окончательный текст договора был скреплен печатью во францисканском монастыре Байонны. Байоннский договор, как и все предыдущие варианты соглашения Гонта с Хуаном I, обязывал их обоих действовать на благо мира между Англией и Францией. Есть все основания полагать, что Гонт отнесся к этому серьезно. 17 июля 1388 года кастильский король ратифицировал документ в городе-крепости Кастрохериз, к