Шрифт:
Закладка:
И, скверно ухмыльнувшись, сунул девушке в руки щербатое цинковое ведро.
— Рагнар, ты чего? — просипел Гелиос. На бледные до полупрозрачности щеки враз нахлынул злой румянец. — Я лучше сдохну, чем девчонке, с ранеными никогда не возившейся, с себя штаны позволю стянуть…
— Да что ты? — хмыкнул Рагнар. — Не замечал раньше за тобой подобной стыдливости. Посмотрел бы я на то, как Гелиос из рода Ульвара бьется с красивой девкой за собственные портки!
И обидно расхохотался. Гелиос в ответ только устало прикрыл глаза. Стать мишенью для насмешек оказалось неприятным, но сил спорить и язвить в ответ не было.
Зато Июлия моментально вскипела.
— И поухаживаю! — рявкнула она, выхватывая ведро из рук Рагнара. — Можно подумать, я там чего-то не видела! И вообще, уходите все, надоели своими воплями, у меня самой голова разболелась, при том, что я здорова! Даже не представляю, как плохо раненому!
И отвернулась к раковине, чтобы намочить холодной водой кусок марли, игнорируя многозначительные ухмылки и перемигивания за спиной.
Когда комната опустела, Гелиос разлепил опухшие веки и с трудом улыбнулся.
— Вот это была всем отповедям отповедь. Только я что-то не могу вспомнить, когда именно ты, кхм, чего-то не видела?
— Так на речке в первые дни, — фыркнула фея, отжимая марлю и осторожно накладывая ее на глаза пострадавшего. — Но я не приглядывалась, честное слово! А вообще, ты не стесняйся, у меня опыт есть, я в студенчестве в больнице подрабатывала, там тоже лежачих было полно, и с катетерами в мочевом пузыре, и обычных. Но в те времена хоть подгузников для взрослых хватало с избытком…
— А что такое катетеры и подгузники? — спросил рыжий, блаженно вздыхая — холодный компресс оказался как нельзя кстати.
Июлия, помявшись, объяснила. Гелиос поперхнулся и тут же заявил, что проклянет каждого, кто посмеет к нему подойти с эдаким непотребством. И вообще, он не собирается лежать неделю без туалета, душа, зубной пасты и горячих завтраков, а еще всех в бункере переживет, даже Рагнара.
— Охотно верю, — улыбнулась фея, накрывая раненого одеялом. — А теперь попробуй поспать, хорошо?
Гелиос снова вздохнул, и вдруг протянул руку и осторожно погладил девушку по тыльной стороне ладони.
— Посплю, — согласился он. — Только ты не уходи… Пожалуйста.
У Июлии сжалось сердце. Красивый иномирный здоровяк в самом расцвете сил, который совсем недавно спас ей жизнь, сейчас выглядел очень плохо: бледный, с повязкой на голове, между слоями которой светились зеленые кристаллы. На торчащих из-под бинтов рыжих волосах засохла кровь, а губы посинели.
— Не уйду, — шепнула она. — Я рядом посижу, в кресле. Рагнар говорит, что утром будет битва, но тебе драться нельзя, хоть раны и затянутся за пару часов. А я без твоего жизнеогня в драке бесполезна, так что лучше останусь. Слушай, может, тебе водички принести? Правда, после сотрясения с нее тошнит, но пить-то надо.
Гелиос не ответил, провалившись в тяжелый и глубокий лекарственный сон.
* * *
Тоненькая полоска неба на востоке поменяла цвет с глубокого синего на туманно-розовый. До восхода солнца оставался от силы час, поэтому в лесу стояла одуряющая тишина, лишь ласково шелестели листья березок, стоящих на пригорке, словно застенчивые девицы в белых сарафанах и зеленых платках. Илона свесила ноги вниз, болтая ими на самом краю опасного каменного уступа.
Опасного для кого угодно, кроме нее. Закрыв глаза, она напряженно вслушивалась в то, что ей рассказывала земля, и сама говорила с ней, упрашивая вывести из долины и ближайших окрестностей всех диких животных, даже полевок и кротов.
«Они неминуемо пострадают, если будет драка, — убеждала Илона. — Растениям проще восстановиться. Звери же, если начнется пожар или нахлынет толпа ищеек, будут совершенно беззащитны».
Перед прикрытыми веками подрагивали вязкие туманные картинки. Белки, зайцы, лесные птахи просыпались в дуплах, под кустами и на ветвях деревьев, сонно моргали, ощущая смутную тревогу, и торопились убраться подальше.
«Хоть бы люди в городах не пострадали, — обреченно думала Илона, не открывая глаз. — Вряд ли твари будут уничтожать направо-налево собственную кормовую базу, но с них станется выкосить пару населенных пунктов, просто чтобы нас наказать. Но соколов с драконами это точно не остановит, а нас…»
И людей тоже, с горечью осознала она. Нет смысла идти на какие-либо уступки, исполины за десять лет уничтожили большую часть жителей планеты. Потери соколов не шли ни в какое сравнение. Меньше сорока лет назад Земле грозило перенаселение, количество людей перевалило в те времена за семь миллиардов.
Теперь остался один. Илона почувствовала, как слезы сами собой текут по щекам.
Нет, больше терпеть нельзя. Выбор между ужасным концом и ужасом без конца был очевидным. Оставалось надеяться, что жертв будет меньше, чем подсказывает обуреваемый тревогой разум.
Но деревья успокаивающе шелестели над головой, свежий воздух, полный лесных ароматов, пьянил, а камушки под руками щедро делились внутренним жаром. Теперь земля всегда будет для нее теплой и живой.
И голос. Едва слышный, прекрасный, он незаметно вплывал в сознание, баюкал и утешал, расслаблял деревянные плечи, вселял в душу надежду на лучшее. Все будет хорошо. Все будет правильно. Песня летела над травой, запутывалась в кронах деревьев мелодичным перезвоном, кружила голову. И вот Илона уже плачет и смеется от облечения, вскакивает на ноги и осторожно спускается вниз, на тропу, повинуясь ласковому и настойчивому зову. Армейские ботинки, на которые она заменила порвавшиеся, наконец, кроссовки, скользили по сырым камням и траве, но это не имело никакого значения.
Все правильно, все хорошо. Ей не нужно быть здесь. Ей нужно быть там, где ее так долго ждут.
Из кустов за ее спиной блеснули желто-зеленые глаза. Юная трехцветная кошечка изумленно поглядела вслед доброй женщине, которая когда-то спасла их с братьями и сестрой, а затем выгнула спину и зашипела. Напряжение, сгустившееся в воздухе, Бестии не понравилось. Рыжий великан, которого она полюбила всем своим крохотным сердечком, как-то попросил ее не бегать далеко от крепости, потому что можно выйти за пределы защитного круга и потеряться. И добавил огорченно: «Надеюсь, ты меня поймешь, хотя, вряд ли».
Зря он так думал, Бестия была очень разумным котенком. Она прекрасно понимала, куда ходить можно, а куда не стоит, даже если там водятся самые упитанные мыши в