в Сенате - означал, что дезертирство нескольких членов при любом голосовании может поставить их в тупик. Ситуация требовала осторожности, но лидеры республиканцев решили рассматривать выборы как мандат. Они пересмотрят тарифы, но в сторону увеличения. Они изменят правила в Палате представителей, чтобы сделать свой небольшой перевес эффективным. Они примут новые законы, чтобы увеличить свое число в Конгрессе и Коллегии выборщиков, и добавят другие реформы, чтобы члены-антимонополисты не покинули их во время ключевых голосований.22

В Палате представителей у республиканцев появился человек, способный превратить небольшое большинство в инструмент партийного господства. Томас Рид из штата Мэн, которого демократы вскоре прозвали "Царь Рид", изменил процедурные правила и практику. Демократы блокировали принятие решений, отказываясь голосовать, тем самым лишая республиканцев кворума, но Рид просто засчитывал не голосовавших демократов как присутствующих, чтобы создать необходимый кворум. Он железной рукой контролировал назначение комитетов, наказывал бунтарей и вознаграждал за лояльность. Поддерживая партийную дисциплину, республиканцы проталкивали законопроекты через

Дом. Известный как своим остроумием, так и безжалостностью, Рид использовал и то, и другое. Когда один из демократов, возражая против одной из его мер и перефразируя Генри Клея, сказал, что лучше быть правым, чем президентом, Рид ответил: "Джентльмену не нужно беспокоиться, он никогда не будет ни тем, ни другим".23

Сенат, работающий по другим правилам и с еще более слабым республиканским большинством, поставил более сложную задачу, решение которой обещал Запад. Республиканцы открыли политические двери для западных территорий, которым было отказано в государственности в годы разделенного правительства. Большинство из них по-прежнему представляли собой огромные пространства с небольшим количеством людей, но республиканцы противопоставили структурному преимуществу демократов в Палате представителей, которое возникло благодаря лишению прав чернокожих избирателей для создания "твердого Юга", свою собственную способность избирать сенаторов по акрам. После победы Гаррисона Кливленд и "хромая утка" демократов признали неизбежность и согласились принять Монтану, Вашингтон, Северную Дакоту и Южную Дакоту (1889) в надежде, что Монтана, по крайней мере, будет голосовать за демократов. В 1890 году республиканцы также приняли Айдахо и Вайоминг. Монтана не стала демократической.

Республиканцы получили двенадцать новых сенаторов, но, поскольку в этих новых штатах было мало избирателей, только пять новых представителей республиканцев. На Западе, как и на Юге, небольшое число избирателей избирало непропорционально большое число представителей. Вайоминг и Айдахо с населением около ста тысяч человек имели четырех сенаторов и двух представителей; двести тысяч человек в Первом округе Конгресса Нью-Йорка имели одного представителя. Значительное число новых сенаторов к западу от Миссури укрепило республиканское большинство, но нарушило его непрочное единство. Республиканцы, как и демократы, оставались альянсом партий штатов, а партии штатов были альянсом местных интересов, лишь в 1880-х и 1890-х годах постепенно ставших общенациональными. Как отмечал Ричард Крокер из Таммани Холл, партии голосовали за одного и того же национального кандидата только раз в четыре года; в остальное время они преследовали гораздо более узкие интересы. Предполагалось, что партии должны быть согласны с "фундаментальными доктринами", но появление "серебряных республиканцев", которые стремились отказаться от золотого стандарта, поставило под вопрос, с какими фундаментальными доктринами были согласны республиканцы.24

Используя Запад для укрепления своих позиций в Сенате, республиканцы смотрели на юг, чтобы ослабить демократов в Палате представителей. Билль Лоджа возник из принципиального нежелания видеть, как достижения Гражданской войны испаряются с подавлением чернокожих избирателей, а также из хладнокровной оценки политической выгоды. Без чернокожих избирателей-республиканцев Юг оставался бы прочным для демократов, что практически гарантировало бы им контроль над Палатой представителей, если бы они добились успехов на Севере.

Администрация Гаррисона поддержала законопроект Лоджа, но он не обещал чернокожим всего спектра прав, которые им полагались. Законопроект касался только выборов в Конгресс, но не выборов в штатах или местных органах власти. Он позволял федеральным судьям по ходатайству граждан назначать контролеров для наблюдения за выборами, составления отчетов о них и проведения собственного подсчета голосов. Федеральный совет кассаторов принимал решения по спорным выборам, а если они оспаривались, то федеральный судья определял победителя. Палата представителей могла отменить решение федерального судьи.25

Демократы Юга поначалу не испытывали особого беспокойства по поводу законопроекта Лоджа. Сенатор Джон Морган из Алабамы считал, что северяне "предпочтут оставить негра самому добывать себе спасение, чем терять деньги". Деньги, мой дорогой друг, на сегодняшний день являются реальной силой в американской политике. И я рад, что они приютили меня именно сейчас, когда они являются самым эффективным барьером на пути нового наступления на Юг". Генри Грейди, редактор газеты Atlanta Constitution, был менее груб, но он убеждал либералов, что на фоне примирения "синих" и "серых" зарождается Новый Юг. Зачем портить его, пытаясь обеспечить голоса чернокожих? В своей речи в Далласе в 1888 году он заявил: "Истина, превышающая все остальные, заключается в том, что белая раса должна доминировать всегда".26

Морган недооценил силу старых радикальных взглядов республиканцев и желание республиканцев сломить власть демократов на Юге. Генри Кэбот Лодж не терпел ностальгического переписывания истории Гражданской войны. Как он позже сказал: "Фальсификация прошлого никогда не приносит пользы. В Гражданской войне были правые и виноватые.

War____ Север был прав, и правые победили". Чарльз Хилл из Иллинойса

объявил подавление голосов и мошенничество демократов "видом измены". Если с этим мириться, "эта великая Республика будет шататься и падать". Бенджамин Харрисон заявил Великой армии Республики, что "свободное голосование, честно выраженное и справедливо подсчитанное, является главной гарантией наших институтов, и его подавление ни при каких обстоятельствах не может быть допущено".27 Демократы окрестили законопроект Лоджа "законопроектом о силе" и увидели в нем, по выражению одной арканзасской газеты, "отблеск наполовину спрятанного штыка", но в законопроекте не говорилось о принуждении армии, которая в любом случае не имела достаточно солдат для защиты чернокожих избирателей. Республиканцы протестовали против того, что называть "силовым законопроектом" меру, призванную остановить подавление голосов путем обмана и насилия, было "бессмысленно", поскольку она "переносит решение великого общественного вопроса из ружья в суд". Демократы-южане оставались непоколебимыми. Джон Хемфилл из Южной Каролины заявил, что белые не потерпят, чтобы "над ними довлела раса, которой Бог никогда не предназначал властвовать над нами".28

Фрэнсис Уиллард показала, насколько слабым был энтузиазм северного электората в отношении любых решительных мер по обеспечению гражданских прав чернокожих. Дитя аболиционистов, она казалась далекой от таких людей, как Джон Хемфилл, в своих относительно широких симпатиях и открытости к разнообразным реформам. Однако, как и Джозайя Стронг, Уиллард связывала реформы с англосаксами и белыми евангелическими протестантами, а коррупцию - с алкоголем, чернокожими, мормонами и иммигрантами. К 1890 году она была гораздо больше заинтересована в распространении WCTU на белом Юге, чем в обеспечении прав