Это было очень кстати. В 1802 году он дал деньги Джеймсу Баллантайну, печатнику из Келсо, чтобы тот перевез свой пресс в Эдинбург; в 1805 году он стал частным партнером в типографии и издательской фирме Джеймса и Джона Баллантайнов; и отныне он договорился, что его сочинения, кем бы они ни издавались, будут печататься в типографии Баллантайна. На свои доходы и прибыль Скотт купил в 1811 году поместье Абботсфорд (близ Мелроуза), расширил его 110 акров до 1200 и заменил старый фермерский дом замком, дорого обставленным и прекрасно украшенным; это одна из достопримечательностей Шотландии. Но в 1813 году фирма Баллантайна обанкротилась, отчасти из-за того, что издавала в убыток различные проекты под редакцией Скотта. Он решил восстановить платежеспособность Баллантайнов с помощью займов у своих богатых друзей и доходов от своих произведений. К 1817 году фирма стала платежеспособной, и Скотт погрузился в одну из самых знаменитых серий романов в истории литературы.

Уэверли» был опубликован анонимно в 1814 году и заработал около двух тысяч фунтов стерлингов, большая часть которых вскоре была потрачена на Абботсфорд. Скотт скрывал свое авторство, считая, что клерку заседаний неприлично писать беллетристику на продажу. В прозе его перо двигалось почти так же быстро, как и в стихах. За шесть недель он написал «Гая Маннеринга» (1815); в 1816 году — «Антиквара»; в 1816–19 годах (под общим названием «Рассказы моего хозяина») он представил увлекательную панораму шотландских сцен — «Старый смертный», «Сердце Мидлотиана», «Ламмермурская невеста» и «Легенда о Монтрозе»; на одной из них Доницетти сделал еще одно состояние. Скотт много путешествовал по Шотландии, Англии и соседним островам; он называл себя скорее антикваром, чем романистом, и ему удавалось придать своим историям местный колорит и диалектический привкус, что приводило в восторг его шотландских почитателей. В романах «Айвенго», «Монастырь» и «Аббат», вышедших в 1820 году, средневековая Англия представлена не так реалистично, как в шотландских рассказах. В 1825 году Скотт отважился на средневековый Восток и в «Талисмане» дал столь лестное представление о Саладине, что благочестивые шотландцы начали сомневаться в ортодоксальности автора. Когда Джордж Элиот спросили, что первым пошатнуло ее христианскую веру, она ответила: «Вальтер Скотт».8

Те из нас, кто в юности наслаждался «Романами Уэверли», сейчас слишком увлеклись современным ритмом жизни, чтобы наслаждаться ими сегодня; но даже поспешное погружение в один из них — скажем, в «Сердце Мидлотиана» — возрождает в нас чувство, что человек, который мог создавать такие книги каждый год в течение десятилетия, должен был быть одним из чудес своего времени. Мы видим его в роли феодального барона в Абботсфорде (он был посвящен в рыцари в 1820 году), но при этом встречающего всех людей с добротой и простотой; самого знаменитого автора эпохи — известного от Эдинбурга до Санкт-Петербурга (где его почитал Пушкин), но при этом от души смеющегося, когда слышит сравнение себя с Шекспиром. Его стихи и романы стали мощным фактором романтического движения, хотя сам он не питал романтических иллюзий. Он разделял возрождение интереса к средневековым устоям, но при этом умолял шотландцев отбросить идеализацию своего жестокого феодального прошлого и приспособиться к Союзу, который постепенно сливал два народа в один. В старости его согревал торийский патриотизм, не признающий недостатков британской конституции.

Тем временем его печатники Баллантайны и издатель Арчибальд Констебл приближались к банкротству. В 1826 году они передали свои оставшиеся активы в суд, и сэр Уолтер, как партнер, стал отвечать за долги Баллантайнов. Теперь, наконец, Европа узнала, что автор романов Уэверли был лордом Абботсфорда. Суд разрешил ему сохранить дом и несколько акров земли, а также официальное жалованье клерка сессии, но все остальное имущество было конфисковано. Он все еще мог жить безбедно и продолжал писать роман за романом в надежде, что его доходы смогут аннулировать его долги. В 1827 году он отправил в печать трудоемкую «Жизнь Наполеона», которую один остроумец назвал «богохульством в десяти томах». Она лишила корсиканца почти всех добродетелей, но порадовала британскую душу и позволила умеренно сократить долги автора.

Качество оставшихся работ отражает его поспешность и беспокойство. В 1830–31 годах он перенес несколько инсультов. Он поправился, и правительство выделило фрегат, чтобы отправить его в круиз под средиземноморским солнцем; но новые инсульты вывели его из строя, и его поспешили вернуть, чтобы он мог умереть в своем любимом Абботсфорде (1832). Другой издатель, Роберт Каделл, взял на себя его оставшиеся долги (7000 фунтов стерлингов) и авторские права и сделал на этом целое состояние, ведь романы Вальтера Скотта оставались популярными до конца века. Вордсворт считал его «величайшим духом своего поколения».9

II. ИРЛАНДЦЫ

В Ирландии в 1800 году проживало около 4 550 000 человек, из которых 3 150 000 были римскими католиками, 500 000 — епископальными протестантами, а 900 000 (в основном в Ольстере) принадлежали к диссидентским протестантским сектам. В 1793 году католики получили право голоса, после чего они могли занимать большинство государственных должностей, но им по-прежнему не разрешалось занимать высшие посты, участвовать в судебных заседаниях и заседать в ирландском парламенте; фактически католикам было позволено выбирать среди протестантских кандидатов для управления католической Ирландией. Король или его министры назначали протестантского лорда-лейтенанта, или вице-короля, главным управляющим Ирландии и позволяли ему управлять бюрократией и в значительной степени ирландским парламентом с помощью подкупа и распределения или продажи покровительства.10

До 1793 года вся земля в Ирландии принадлежала британским или ирландским протестантам. После 1793 года небольшому числу католиков было разрешено покупать землю; остальные были фермерами-арендаторами, обрабатывающими небольшие участки, или рабочими на фермах или фабриках. Ренты и десятины взимались с суровой регулярностью, в результате чего большинство ирландских фермеров жили в безнадежной нищете. Они были слишком бедны и лишены стимулов, чтобы покупать новую технику, которая приумножала сельскую продукцию в Британии; ирландское сельское хозяйство оставалось статичным. «Крупнейшими землевладельцами были абсентеисты, живущие в Англии, которые черпали из Ирландии все, что только могли, не питая ее потенциала».11 В фабричных районах Дублина бедность была еще хуже, чем на земле. Ирландская промышленность была задушена высокими пошлинами, препятствовавшими импорту хлопка-сырца, и торговыми правилами, которые в значительной степени не позволяли ирландским товарам,