Шрифт:
Закладка:
— Ты черпаешь силу из своих воинов, так же как и мы черпаем силу из тебя.
Подождите, подождите, подождите.
— Мои воины?
На его челюсти дрогнул мускул.
— Я все объясню, но только когда ты будешь в безопасности в моем убежище. Здесь нас могут подслушать. Поверь мне, когда я говорю, что Зион покинет тебя, если когда-нибудь узнает о твоем происхождении. Другие воины захотят тебя убить.
Она покачала головой. Зион уже заподозрил неладное, но все же помог ей.
— Ты ошибаешься. Я пырнула Зиона ножом, а он так не сделал ничего в ответ.
Бейн выгнул бровь, не веря, что маленькая смертная сделала большому, плохому воину бо-бо? Как мило.
— Воин спасает человека по одной единственной причине. Человека можно использовать для победы в войне.
Может быть, да, может быть, нет.
— Так вот почему ты интересуешься мной? — В любом случае, Бейн и Зион будут сражаться насмерть, когда Зион вернется, и это ее промах.
Чувство вины сожгло ее спокойствие, заставляя дрожать.
— Отчасти, — ответил он. — Но опять же, ты не получишь никаких объяснений за пределами убежища.
— Тогда хорошо, что нам уже пора уходить. — И да, она отплатила Зиону большой миской дымящегося дерьмового пирога, хотя он заслуживал лучшего. Возможно, он и не был лучшим хозяином… не проводил с ней много времени, не отвечал на ее вопросы, не помогал Вейл… но и не был худшим хозяином. Он оберегал Нолу. Но с Бейном ей не больно, что не шло в никакое сравнение
Он просиял.
— Но… — добавила она, и свет померк. — Позволь мне посвятить тебя в один не очень тайный секрет. Я останусь с мужчиной, который поможет мне найти и спасти Вейл. Ничто не имеет большего значения, даже мое здоровье.
— Твоя сестра, — сказал он с тревогой в голосе. Бейн словно постарел на двадцать лет и провел рукой по лицу.
Ее желудок сжался.
— Что не так? Что случилось?
— Вейл убила воина и вступила в войну.
Ужас пополз по ее спине, разрывая нервные окончания. Вейл… вынуждена сразиться с другими до смерти… вынуждена сразиться с Бейном и Зионом…
— Нет!
— Мне очень жаль, Нола, но ее судьба предрешена.
Холодея и дрожа с каждой секундой сильнее, она покачала головой.
— Теперь за тобой придут воины, — продолжал он, — надеясь использовать как приманку против нее.
— Мне плевать на себя. — Она схватила его за руку и вцепилась изо всех сил. — Вейл для меня все, Бейн. Моя причина продолжать бороться, продолжать жить. Мы познакомились в приемной семье для трудных девочек. Она была первой, кто меня полюбил. Пожалуйста, — взмолилась она. — Обещай мне, что не причинишь ей вреда.
При слове «пожалуйста» он вздрогнул.
— Я не могу дать такого обещания, — проворчал он. — И Зион тоже.
Но этого недостаточно. Может быть, если она прикажет ему защищать Вейл, ему придется подчиниться? Был только один способ выяснить это, но мысль о том, чтобы заставить его сделать что-то… что угодно… против его воли, заставляла ее чувствовать себя неловко.
Сколько раз приемные родители заставляли ее есть то, что она ненавидела, или доедать до конца, чтобы предотвратить отходы? С другой стороны, ей нужно знать, что она может и чего не может сделать.
— Бейн, — сказала она с легкой дрожью в голосе.
Он сделал глубокий вдох.
— Не отдавай приказ, принцесса. Я буду ненавидеть тебя за это.
— Я не отвечаю за твои эмоции. Кроме того, ты уже меня ненавидишь. И меня это не волнует!
— А следовало бы. Я хочу, чтобы Вейл была в безопасности, пока мы не станем финалистами.
Недостаточно хорошо. Но, может быть, пока этого хватит?
Прежде чем она успела вынести вердикт, он выпрямился и поднял ее на ноги.
— Давай. Мы уходим.
Учитывая, что вся еда, которую она ела в течение этих двух дней, не задерживалась в желудке, ее ноги оказались удивительно устойчивыми.
Вместо того, чтобы открыть портал, золотой бог посмотрел на нее, как на последний кусок пирога в витрине пекарни, и неторопливо обошел. Когда ее плечо коснулось его груди, Нолу пронзил электрический разряд. Должно быть, он тоже это почувствовал. Бейн вздрогнул и остановился прямо перед ней.
Их взгляды встретились, ее чувства обострились. Ощущение его близости сводило с ума. Его восхитительный жар охватил ее, усиливая его дразнящий аромат, заставляя ее живот сжаться. Тепло его дыхания овевало ее лицо, дразня кожу и губы.
«Прикоснись…»
Желание разлилось по ее венам. Соски сжались, и она задрожала. Но чем больше она возбуждалась, тем сильнее он злился.
Бейн молчал. Она молчала, речь выходила за рамки ее навыков. Потребность в контакте затмевала необходимость защитить себя от очередного отказа. Он отвергнет ее. Это презрение…
Дав ему возможность отказать ей, Нола медленно подняла руки. Его неглубокое дыхание участилось, но он продолжал молчать. Наконец, она прижала ладони к его грудным мышцам, кожа к раскаленной добела коже. Мышцы дрогнули, его сердце бешено забилось под ее ладонью.
— Какая сила, — пробормотала она зачарованно.
— Какая красота. — Он обхватил пальцами ее запястья, удерживая на месте, как будто не мог позволить ей уйти?
Тысячи желаний обрушились на нее одновременно. «Поцелуй его. Ласкай каждый дюйм его тела. Сорви с него одежду. Повали на землю. Объезди его массивный член».
О, нет, нет, нет. Переспать с Бейном, с (почти) незнакомцем и убийцей? Нет! Да! Может быть? Если бы она смогла быть с ним без тошноты…
«Что ты делаешь?» Сначала спасение Вейл, а потом уже мысли о сексе.
Тяжело дыша, Нола отступила назад и вырвалась из рук Бейна.
Он шагнул ближе. Вулкан насилия грозил извергнуться в этих золотых глазах.
— Ты спала с Зионом, принцесса?
Она вздернула подбородок, отказываясь съеживаться, и подалась вперед.
— А что? Ревнуешь?
Его ноздри раздулись.
— Я никогда не ревновал. — Он сделал еще один шаг вперед, вторгаясь в ее личное пространство. — Никогда не буду ревновать. Это ребяческая эмоция для капризных людей.
— Я приму это как «да». — Наблюдая за выражением его лица в поисках намека на эмоции, она сказала: — Что касается Зиона, то нет. Я с ним не спала.
Напряжение Бейна немного спало.
Потом она добавила:
— Пока.
И он нахмурился.
«Не ухмыляйся». Никто не ревновал Нолу прежде.
Он провел кончиками пальцев вниз по ее грудной клетке… вокруг ее пупка. Тонкая хлопчатобумажная футболка почти не защищала от его обжигающего жара.
— Такая хрупкая, — сказал он, когда
