пола. Гигант сказал мне, что я попаду туда, если буду плохо себя вести. „Давай, попробуй“, – сказала я. Я повернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку, и я ударила его вторым кулаком по голове. „Нет, – сказал он, – вам нельзя так делать. Это как раз то, чего вам нельзя делать“. Мне удалось увернуться от него и рвануть по коридору, но санитар в конце перегородил мне путь тележкой для еды, я врезалась прямо в нее и поскользнулась в луже яблочного сока, пролившегося при столкновении. Я вырубилась, когда моя голова ударилась об пол, и проснулась в одноразовом подгузнике и прикованная к кровати. Какого. Черта. Они держали меня связанной два дня и насильно кормили меня антипсихотическими препаратами, которые нарушали координацию и заставляли мои глазные яблоки делать странные вещи. Я фокусировалась на чем-то в своей комнате, на стене или на краю кровати, но мой взгляд ускользал куда-то еще. Я имею в виду, если я смотрела, например, на стену рядом с окном, я видела потолок, хотя…»

Я спустилась вниз, чтобы найти маму. Ее там не было. Ее не было в ее спальне. Какой же беспорядок царил в ее комнате – миллион маленьких кучек скомканных бумажных салфеток, похоже на заснеженный горный хребет в миниатюре. Бабуля легла спать. Я вышла на улицу, села на лестнице веранды и стала кидать бельевые прищепки в ведро. Я каждый раз промахивалась. Было темно, вот почему. Я вошла в дом и сунула листки совершенно безумного и незаконченного маминого письма под дверь-занавеску ее спальни. Затем я отдернула занавеску, забрала страницы и на всех поставила большие красные «Х», от одного угла страницы до другого. Я сунула их обратно под занавеску. Затем я снова отдернула занавеску, взяла листки и написала на первом: «Когда мы можем встретиться, чтобы обсудить твою работу?» Я вернула их под занавеску. Я пошла в свою спальню и легла. Я встала и вернулась в мамину спальню, отдернула занавеску, взяла страницы и заштриховала свой вопрос, чтобы ничего не было видно. Я не хотела говорить о ее задании. Я сунула страницы под занавеску. Я пошла в свою спальню, легла на кровать и выключила свет. Я держала руку перед лицом и ждала, пока глаза привыкнут к темноте, чтобы можно было ее увидеть. Наконец я ее увидела. Я встала, пошла в мамину спальню, отдернула занавеску, отнесла листки в свою спальню и засунула в дальний ящик шкафа к своим сломанным детским игрушкам.

7

Сегодня рано утром мама пошла на УЗИ за снимком Горда, который мы сможем повесить на холодильник, а бабуля сидела за столом и играла в «Эрудита» онлайн с игроком под ником ИКСристая.

– Не хочу вешать на холодильник фотографию голого Горда, – сказала я бабуле. – Это подло и глупо.

Бабуля ответила, что Горд – плод в утробе, он не голый.

– Что будет с ребенком, если все в его семье сумасшедшие? – спросила я у бабули.

– Ну, для начала, – сказала бабуля, – думаю, он будет совсем немножко тревожным?

Я кивнула.

– А еще… напуганным?

Я кивнула.

– И грустным?

– М-м-м-м-м-м-м-м, – сказала я.

– И сердитым? – сказала бабуля.

– Хм, – сказала я.

– А почему ты спрашиваешь? – спросила бабуля. – Ты пишешь рассказ?

Я кинулась на пол, чтобы подобрать батарейки для слухового аппарата и утренние таблетки.

– Давай-ка сюда, – сказала бабуля. Она наклонилась и подняла меня с пола. Подтянула меня к себе на колени. Стала качать меня взад-вперед, как младенца. Ее рука сбила со стола другие таблетки и компьютерную мышь. Они остались лежать на полу. Она качала меня и качала.

– ИКСристая ждет, что ты сделаешь ход, – сказала я. Мне было непросто это сказать. Бабуля рассмеялась.

– Я проиграла эту игру давным-давно, – сказала она.

– Но сдаваться нехорошо, – сказала я. – Ты же говорила, что «Рэпторс» должны были играть во всю силу до финальной сирены! Вкладывай душу в игру, бабуль!

– Хорошо, – сказала она. Ударила кулаком по столу. – Давай сделаем это!

Я слезла с ее коленей и подняла мышь с пола.

Бабуля выложила слово. ИКСристая написала в чате для комментариев сбоку от доски: «О, черт, я думала, ты сдалась». – «Никогда! – написала бабуля. – Твой ход».

Мы с бабулей все ждали и ждали. Бабуля барабанила пальцами по столу. Я грызла ногти. Наконец, ИКСристая выложила слово «лозанж».

– Вау! – сказала бабуля. – Неплохо. Бинго с буквой «з»! Бабуля подняла и опустила руки в знак поклонения ИКСристой, как будто та только что забросила трехочковый во время звука сирены. Бабуля оказалась на грани поражения. Она составила несуществующее слово, использовав букву «з», выложенную ИКСристой. «Блейзен».

– Что это значит? – спросила я.

– Ничего, – сказала бабуля. – Я ловлю ее на блефе. Это моя единственная надежда.

Мы с бабулей уставились на экран, ожидая, примет ли ИКСристая это слово или же потребует его проверки. Бабуля улыбалась. Ей действительно нравился ее блеф. ИКСристая начала что-то печатать в чате.

– О черт, – сказала бабуля. – Она требует проверку!

Затем ИКСристая удалила то, что печатала. Мы с бабулей снова стали ждать. Я ужасно нервничала, а бабуля смеялась. ИКСристая выложила еще одно слово на доске, что означало, что она приняла «блейзен»! Мы с бабулей станцевали сидячий победный танец. В конце концов бабуля проиграла игру, но была дико счастлива, что ей все сошло с рук. Я знала, что она расскажет об этом маме, как только мама войдет в дверь.

После этого бабуля сказала, что хочет сделать маникюр, педикюр, стрижку и электроэпиляцию волос на подбородке. Она собралась ехать на метро и трамвае до Скарборо, где работает женщина, к которой она всегда записывается на эти процедуры.

– Она мне нравится! – сказала бабуля. – Это стоит долгой поездки. Она принимает на дому.

Бабуля спросила, не хочу ли я поехать с ней. По пути мы можем сделать остановку, чтобы посмотреть на озеро и покидать в него камешки, чтобы они отскакивали. Она научит меня, как это делается.

– У тебя будет сердечный приступ! – сказала я. Она ответила, что нет, ни в одной записи о причинах сердечных приступов ни разу не было упоминаний о бросках камешками. По ее словам, на самом деле пускать камни по воде – это способ избежать сердечного приступа.

– Как и пользоваться зубной нитью, – подхватила я.

– Как скажешь! – сказала бабуля. Я посмотрела на волосы на бабулином подбородке.

– Могу выдрать их пинцетом, – сказала я. Она возразила, что тогда они вырастут гуще и темнее, пока у нее не появится пышная борода, как у Джеймса