class="p1">– Бейсбол, Суив!

Я подбежала к двери. Я была счастлива, что наша беседа закончилась. Это оказались близнецы Джеффри и Гретчен из моего класса. Наша учительница думает, что мы тройняшки, потому что у нас одинаковые спутанные желтые волосы, галочки «Найк» под глазами и рваная одежда. Близнецы не дерутся, им нельзя, но в первый день школы они сказали, что им нравится мой внешний вид, и спросили, могут ли они его скопировать. Наша учительница сказала, что из-за синевы под глазами кажется, что у нас дефицит железа. Мы все стояли у двери, улыбаясь друг другу. В нас достаточно железа. Гретчен спросила, можно ли мне выйти поиграть, и я сказала, что да, если бабуля закончит с макаронами.

– Спроси ее, – сказал Джеффри. Он говорил шепотом. Я прокричала бабуле про макароны, и она ответила:

– Да, иди играй, ради всего святого! Смех наших детей станет нашей местью![24]

Джеффри и Гретчен знали один банк, где можно получить бесплатные пончики, если спросить про пенсионный план. Мы подошли к кассирше и сказали, что хотим узнать у нее про планирование пенсии. Она ответила: «Ох, просто проваливайте, пончики вон там, на том столе». Когда мы отошли, она добавила: «Боже, я ненавижу свою жизнь».

Мы долго играли в футбол. Наша команда называлась «Зомби». Мы не могли умереть. Мы старались наделать побольше дырок в одежде. Гретчен была квотербеком, и каждый раз, когда мы устраивали совещание на поле, она говорила: «Яичница», а иногда: «Вуу-вуу» – так назывались два типа ее розыгрышей. Я или Джеффри передавали ей мяч, потом очень быстро бежали по полю по прямой, а затем резко поворачивали налево – это означало «Вуу-вуу», а в случае «Яичницы» мы просто неслись как сумасшедшие куда угодно, в любое место, куда захочется, ожидая, когда она бросит мяч. После футбола мы сидели на турниках и разговаривали. Какая-то дама подошла к нам и сказала, что город скоро закроет парк, чтобы построить следственный изолятор. Она сказала, что теперь, когда наступает конец света, люди, вместо того чтобы рожать детей, становятся преступниками, поэтому нам нужно больше СИЗО и меньше парков. Мы сидели на верхней перекладине, смотрели на нее и кивали. Она сказала: «Могу я спросить вас кое о чем?» Мы сказали, конечно. Разве я выгляжу Б-Л-Е-Д-Н-О-Й? Мы сказали, нет! Разве я выгляжу больной? Мы сказали, нет, вы прекрасно выглядите! Разве я выгляжу Б-Л-Е-Д-Н-О-Й? Неа! Разве я не выгляжу дружелюбной? Да! Разве я не выгляжу дружелюбной и доброй? Да! Разве я выгляжу Б-Л-Е-Д-Н-О-Й? Неа! Разве я не выгляжу дружелюбной и доброй? Да. Разве я выгляжу больной? Нет!

Женщина подошла к мусорному баку и заглянула внутрь. Обернула гигантский шарф вокруг головы, а затем снова сняла его и обернула вокруг талии. Начала прыгать на месте, размахивая руками. Мы зашептались. Мы не понимали, хорошо ей или плохо. Она пошла туда, где останавливается трамвай, и пожелала нам, чтобы у нас был фантастический день, и да благословит нас Бог.

Мы вернулись ко мне. Гретчен закричала, увидев спящую в кресле бабулю.

– Я думаю, она мертва, – сказала она.

– Нет, – сказала я. – Это просто она так выглядит.

Джеффри и Гретчен никогда не сталкиваются со стариками. Я положила голову бабуле на грудь. Грудь поднималась и опускалась.

– Попалась! – закричала бабуля. Она схватила меня, и мы все заорали.

– Давайте есть! – сказала бабуля. Она разговаривала с Джеффри и Гретчен обо всем подряд, пока я расставляла на столе стеклянные синие подсвечники тети Момо и раскладывала желтые тканевые салфетки. Я сказала Джеффри и Гретчен, что им нужно кричать на бабулю, чтобы она их услышала. Сначала они слишком стеснялись, но в конце концов мы все начали орать, как обычно.

Когда мама пришла домой после репетиции, она пошла в свою комнату и заплакала. Джеффри и Гретчен ушли домой. Мама включила увлажнитель воздуха на полную мощность, чтобы я не слышала, как она плачет, но я все равно ее слышала. Я легла рядом с ней, и она улыбнулась и высморкалась четыреста раз. Она сказала:

– Прости, прости, прости, боже, я так устала, Суив, не волнуйся.

– О чем не волноваться? – спросила я. Потому что я и не волновалась, пока она не велела мне не волноваться. – О чем мне не надо волноваться?

– Ни о чем, – сказала она. – Просто ни о чем не беспокойся.

Я почувствовала, как все мое тело застыло. Я не могла пошевелиться. Как будто мама укрыла меня одеялом беспокойства, которое было самым тяжелым одеялом в мире, занесенным в Книгу рекордов Гиннесса.

– Письмо у тебя? – спросила я ее.

– Какое письмо? – сказала она.

– Твое задание, – сказала я ей. – Письмо. Бабуля уже сдала свое, пора и тебе сдать.

Мама сказала:

– О боже, верно, да, думаю, да, может быть, дай-ка мне проверить мою сумку, или, может быть, оно на моем компьютере, подожди, я думаю, что оно у меня есть, или, может быть, я еще не закончила, на самом деле думаю, что я не…

Я лежала рядом с мамой, пока она говорила все это и многое другое. Правда в том, что письма не было. Я долго ничего не говорила. Мама потерла мне спину, как будто массаж мог заменить письмо.

– Я разочарована, – сказала я.

Мама сказала, что знает это, и что ей жаль, и что она знает, что дедлайн – это не просьба, но…

– Просто ты так вымотана, – сказала я. Мама промолчала, и мы тихо подышали вместе. Мы слышали, как в бабулином телевизоре грохочет игра «Рэпторс».

– Знаешь что, Суив, – сказала она, – я его закончу сегодня вечером. Можно получить отсрочку на один час?

Я постучала по подбородку и покосилась на маму.

– Ты ходишь по тонкому льду, подруга моя, – сказала я. Мама кивнула: она знает-знает. Мне удалось выбраться из-под цементно-тяжелого одеяла и встать рядом с кроватью.

– Один час!

Я спустилась вниз, чтобы посмотреть игру «Рэпторс» и поставить таймер на плите. Бабуля спросила, зачем мне засекать время.

– Из-за мамы, – сказала я.

– Приятно было увидеться с друзьями? – спросила бабуля, и я сказала, что да. – Тебе было весело? Ты не захотела вернуться в школу?

Я почувствовала некий риторический намек в ее вопросах.

– Так я же не могу вернуться в школу! Меня отстранили!

– Я знаю, – сказала бабуля, – но после отстранения.

– Не знаю, – сказала я. Бабуля хотела поговорить об этом еще, но я не стала. Мы уставились в телевизор. «Рэпторс» не выкладывались как следует. Бабуля разозлилась. Она сказала им:

– Давайте, ребята, очнитесь уже.