Шрифт:
Закладка:
Доктор Савин – человек-легенда. Он хороший дядька, но очень строгий! «Юлия Сергеевна, я вас прошу, не начинайте!» – «Что за ерунда, Сергей Николаевич!» – «Юлия Сергеевна, пожалуйста, прекратите!» Доктора Савина все боятся. А я говорила ему: «Да? А я сегодня не пойду ни на какой медосмотр, и что вы мне сделаете?» – «Вы все равно придете, Юлия Сергеевна. И придете первая». – «А если не приду?» – «Придете».
Доктор Савин не пустил нас к Антону Шкаплерову, когда тот прилетел из космоса. Помню наш разговор с ним в тот вечер: «Сергей Николаич, ты чё? Хочешь, я тебе расскажу, как я зайду к нему, если ты меня не пустишь? Это же первый этаж. Ты же понимаешь. Я просто перешагиваю ногой через балкон и захожу, хоть к Антону, хоть к Пете». – «Ну поздно уже, они спать хотят!» «Ну Сергей Николаич, любименький, выведи их к нам хоть на пять минут, хотим просто их увидеть!» На пять минут разрешил…
Когда я прилетела на Байконур на съемки, через год, я нацеловала и наобнимала дорогого доктора Савина всласть. Я так соскучилась по его этим: «Юлия Сергеевна, прекращайте! Прекратите хулиганить! Хватит, Юля, успокойся, что ты творишь!» Я могла даже ничего не делать, но все равно слышала: «Юля, что вы придумали?» – «Я ничего не придумала». – «Я вижу, что вы что-то придумали. Вы опять ходили на крышу?» «Мммм…» – «Вы ходили на крышу. Почему вы опять так поздно разошлись? Я все слышал, не дурачьте меня».
В прошлом году, когда я летела на отдых в Дубай, выбирала фильм, чтобы посмотреть в самолете, и внезапно увидела на одном из постеров Олега Артемьева! Я посмотрела этот фильм, пока летела, – «Удивительные истории с космической станции». Это документальный фильм об МКС, там есть кадры еще 70-х годов. И вдруг я увидела на экране доктора Савина, который точно так же провожает экипажи! А я еще с ним спорила! Он ведь всю жизнь этому посвятил, много что видел – в том числе трагические случайности, видел, как рушились судьбы из-за микротравм – и космонавт не летел в космос. Видеть знакомые лица врачей на кадрах 70–80-х годов, когда ты не то что не родился, но даже не был зачат, – это непостижимо. У меня было подобное ощущение, когда врач, которая делала мне доплер на отборе, спросила у меня дату рождения. Я сказала: «5 сентября 1984 года». Она мне в ответ: «Это день, когда я пришла в ЦПК, как раз 5 сентября 1984 года».
Наши врачи тоже сыграли в фильме эпизодические роли – мы увидели их и в документальном проекте Первого канала. Я рада, что они стали частью этой большой истории. Это ведь и есть лица Роскосмоса – не только космонавты, но и все, кто их готовят.
Сейчас понимаю, что это было офигительное, невероятное время. В этом строгом Байконуре, с его бесконечными запретами, было очень много романтики.
Вернувшись в Москву, мы очень скучали по кухне на Байконуре. Туда с нами приехали те же повара, что готовили нам в ЦПК, но на Байконуре в плане еды все было по-другому. Во-первых, в столовой здесь есть свои традиции: во время завтраков, обедов и ужинов основной экипаж сидит за одним столом, дубль-экипаж – за другим. Во-вторых, мы могли накануне договориться, что нам приготовят. Например, просили: «Хотим чебуреки!» Или: «Хотим манты!» И нам готовили. Во всем этом была такая теплота и забота о космонавтах. Если нужно было что-то купить, можно было попросить на кухне: «Хотим арбуз, дыню!» – нам ехали и покупали. Мы ощущали себя словно дети, которым дарят на Новый год то, что они просят.
Суточный рацион космонавта – 3600 калорий. В обычной жизни мне хватает 1200 калорий. Никогда я не видела таких столов, как на Байконуре! Сейчас такие блюда и подачу в ресторанах встретишь редко. Салат, первое, второе, компот, булочка! Огромная рыбина – то ли щука, то ли осетр – лежит на большом блюде. А рассольник, в котором ложка стоит! Все это приготовлено в добротных советских традициях, как с картинок из «Книги о вкусной и здоровой пище».
Почти каждый вечер мы смотрели кино – фильмы с моим участием, фильмы Клима – вместе со всеми сотрудниками. На доске вывешивали название фильма, который мы будем смотреть сегодня. Каждый брал с собой чипсы, лимонад. Я попросила коллег из Москвы привезти фильм «Молоко», он тогда только вышел в кинотеатрах, его еще и в Москве не видели, а нам привезли. Мы смотрели фильм, плакали и хохотали. Там есть сцена, в которой герой Андрея Бурковского прощается с мамой – она бежит за автобусом и кричит: «Куда ты поедешь?!» А он выглядывает из окна и говорит ей: «Мам, ну чё ты плачешь, я же не в космос улетаю».
– Стоп! А ты можешь еще раз перемотать?! – Это было такое удивительное совпадение, ведь кино снималось давно…
Ну и, конечно, «Белое солнце пустыни» по традиции мы тоже смотрели.
А еще почти каждый вечер мы забирались на крышу смотреть закаты. Леша Спектор, начальник штаба оперативной группы ЦПК, не всегда открывал нам выход на нее, и мы ему говорили: «А мы тогда залезем с другой стороны!» Он нам в ответ: «Я вам залезу!» – и, конечно, открывал.
Мы смотрели, как летит МКС, – с помощью специальной программы заранее узнавали, когда она будет над Байконуром, и кричали: «Олег, Петя, мы скоро прилетим!» Или звонили им, когда они пролетали над нами, и разговаривали.
Репетиции фильма
Самым важным временем на Байконуре для меня и Клима были репетиции съемок фильма и подготовка к роли. Специально для этого нам выделили зал на четвертом этаже гостиницы, на который никто не поднимался и не заходил, кроме нас. В зале был большой телевизор, на котором мы могли смотреть превизы[2], и доски, на которых можно было писать, – одним словом, это был огромный рабочий кабинет Клима. Там собиралась наша команда, работавшая над подготовкой к съемкам: сам Клим, Яна
