Шрифт:
Закладка:
Говорят, что вестибулярный аппарат не поддается тренировке. Возможно. Но мне показалось, что мы смогли увеличить ресурс своего организма – занятия не были напрасными. Если есть проблемы с вестибулярным аппаратом – кому-то хватит на этом кресле и одной минуты вращения. У меня вестибулярка и так была крепкой, о чем я раньше не подозревала, но после тренировок, которые регулярно проводились в ЦПК и ежедневно на Байконуре, я крутилась на кресле по 10–20 минут, раскачиваясь в разные стороны. Ортостол и вестибулярное кресло находятся в одном зале, и кто-то из нас, как правило, лежал на столе, а кто-то крутился на кресле. Во время испытаний вокруг нас собирались все врачи и внимательно смотрели, выдержим ли мы или наш вестибулярный аппарат все-таки даст сбой. С каждой тренировкой задания на кресле усложнялись – например, предлагалось крутить головой против движения кресла, наклоняться вперед и назад, вращать не только головой, но и туловищем против движения кресла. В один прекрасный день стало понятно, что мы все это делаем и хуже нам не становится. И тогда нам сказали: «Слезайте, с вами все ясно».
Гипоксические тренировки
Гипоксические тренировки начались у нас еще в ЦПК, а на Байконуре они проводились каждый день. Это очень крутая штука! Во-первых, благодаря им увеличиваются ресурсы организма. Я даже хотела купить себе домой портативный аппарат для гипоксических тренировок – кстати, они очень полезны после тяжело перенесенного ковида. Надеваешь маску, подключенную к такому аппарату, и начинается интервальная тренировка: подачу кислорода то увеличивают, чтобы ты дышал почти чистым кислородом, то уменьшают, как будто ты поднимаешься в гору – на две, три, четыре, пять тысяч метров – и дышишь все более разреженным воздухом. Мы доходили до отметки в пять-шесть тысяч метров и часто шутили с нашим врачом Русаной: в этом году поехать в отпуск не получилось, хоть так попутешествуем! «Куда сегодня?» «Давайте куда-нибудь в Италию» – и находили какую-нибудь гору в Италии соответствующей высоты.
А если серьезно, гипоксические тренировки повышают выносливость, стрессоустойчивость, предотвращают панические атаки. Ведь в полете могут произойти внештатные ситуации, в которых может ощущаться недостаток кислорода, в том числе и в надутом скафандре. И тогда важна выдержка, умение сохранять спокойствие в кризисный момент.
После гипоксических тренировок я стала спокойнее, начала лучше спать.
Быт
На Байконуре мы продолжали заниматься физкультурой, и мой любимый физрук Шемчук тоже был с нами. Мы пару раз играли в бадминтон, но после всех страшилок о том, чем это может закончиться, испытывать удовольствие от игры не получалось.
Каждое утро мы выходили на пробежку – иногда все вместе, иногда каждый сам по себе. Мы бегали по территории – она достаточно большая. На Байконуре есть очень красивая Аллея космонавтов, вдоль которой растут деревья, посаженные великими космонавтами – начиная с Гагарина. Мы тоже посадили там свои саженцы. Осень в том году выдалась прекрасная – солнце, тепло. Мы шли на пробежку в легкой одежде, я обычно слушала музыку в наушниках. Раньше я никогда не бегала по утрам, но тут начала получать от этого удовольствие.
Пробежка была возможностью побыть наедине с собой, каждый бежал сам по себе, но мы с ребятами видели друг друга. Нам никуда нельзя было выходить с территории, огороженной колючей проволокой, но вдалеке виднелась река Сырдарья – очень красивый пейзаж, как будто край света. Я бежала, останавливалась у какого-нибудь дерева, узнавала, кто же его посадил, фотографировалась у дерева Леонова… Бежишь и волей-неволей думаешь о тех, кто связан с космосом. Я тогда еще читала переписку Королева с женой и размышляла о том, что же это за люди были и есть. На Аллее космонавтов растут и деревья тех, кого мы встретили в ЦПК – Шкаплерова, Новицкого, Артемьева, Котова, а также астронавтов, которые летали в составе российских экипажей, – к тому моменту мы уже слышали про многих из них.
Однажды я вот так бегала утром и встретила работника Байконура, который нес на палке змею! А я никогда и под ноги не смотрела! Оказалось, расслабляться нельзя даже на пробежке.
Если тренировки требовали физических затрат, то лекции и практические занятия – умственных. Мы снова проходили все внештатные ситуации на корабле и на станции, учились работать с планшетами – тут были свои нюансы. Мне нужно было прикрепить планшет с помощью велкро (такая липучка) на левую коленку – именно на левую, потому что с правой стороны от моего места в корабле находилась ручка откачки конденсата. Стилус для управления планшетом тоже нужно было закрепить – каждый делает это так, как ему удобно. Важно, чтобы под рукой были листочки и карандаш – кажется, что это мелочи, но если ты в невесомости отпустил карандаш хотя бы на мгновение, он может улететь – тогда ты больше его не увидишь и то, что нужно срочно записать, – уже не запишешь. Он может еще и попасть туда, куда не должен. Антон работает с длинной указкой – с ней тоже нужно уметь управляться. Надо было понимать, куда положить перчатки, где будут лежать пакетики на случай, если тебя начнет тошнить, – их нужно положить так, чтобы ты мог дотянуться, будучи пристегнутым. Мне нужно было научиться работать и со специальным секундомером, который отображает несколько показателей.
Все это напоминало мне работу с реквизитом в театре. Нам было важно привыкнуть к предметам, и мы по многу раз проговаривали одно и то же, чтобы ничего не забыть. Это была огромная, долгая, достаточно нудная работа, необходимая для того, чтобы в результате все запомнить и уметь быстро найти то, что нужно.
Перепись вещей
Между спортом, лекциями и практическими занятиями мы занимались еще и взвешиванием личных вещей – это было отдельное шоу. На станцию космонавт может взять с собой один килограмм личных вещей. Всего один! И в этот килограмм может войти далеко не все. Можно, например, взять максимум 30 конвертов, 30 открыток, 30 фотографий.
Кстати, знаете, зачем космонавты берут в космос конверты,
