Шрифт:
Закладка:
Иногда, чтобы настроиться перед спектаклем, я ложусь на сцену. В Театре на Малой Бронной я всегда смотрела на огромную, необыкновенную люстру. Мне так хотелось и тут, на примерке, настроиться подобным образом – подойти к ракете, обнять ее или приложиться к ней. Вокруг – камеры, нас снимают, неловко. И так думают, что актрисы – сумасшедшие, поэтому обнять ракету я постеснялась – сказали бы, что я точно ку-ку. Вдруг я заметила, что все в какой-то момент будто отвлеклись на что-то другое. И я улучила минуту – просто приложила к ракете ладонь и подумала: «Ты же, наверное, тоже что-то чувствуешь. Хочу ощутить, какая ты, какая у тебя энергия». Саша Гусов сфотографировал, поймал именно этот момент! Мне, конечно, не хотелось, чтобы кто-то это видел, но в результате я ему очень благодарна, что такое фото осталось на память.
Потом мы залезли внутрь корабля, стали примерять наши кресла – ложементы. Внутри корабли «Союз» практически идентичны, но поскольку многое изготовлено по индивидуальным меркам и собирается вручную, ко всему нужно притереться, приспособиться. Клим еще и проверял, как можно будет снимать во время полета, все хотелось попробовать. Нам потом сказали, что у нас была одна из самых долгих примерок корабля в истории. После перерыва можно было зайти в корабль уже без скафандра – пообвыкнуться.
В этот же день после нас примерялся и дубль-экипаж. А мы с Климом и нашим скрипт-супервайзером Яной Трофимовой пошли проверять реквизит для съемок. Его загружали в БО – бытовой отсек. Я очень нервничала, потому что реквизита было много и важно было проверить все по максимуму – ведь нам предстояло разбирать эти укладки на МКС, и нужно было знать, что где лежит. А одних лишь медицинских инструментов для съемок операции было столько!.. Инжектор, салфетки, иголки, четыре операционные пеленки, хирургические зажимы разного вида, скальпели с настоящим лезвием, скальпели без лезвия, роликовый отсос, жгуты, капельница – можно еще перечислять и перечислять. Моя медицинская шапочка, пластыри в нужном количестве – ведь если их не хватит, мы не сможем снять дубль! Дренаж, трубки для дренажа… Это была моя самая большая головная боль на МКС!
Сначала мы полностью разворошили упакованный реквизит, стали компоновать его по сценам, потом поняли, что так не подойдет, начали перекладывать по-другому… Этим мы прозанимались часов пять-шесть – было нервно, напряженно, параллельно мы звонили продюсерам в Москву… Клим и Леша Дудин занимались объективами, светом, звуком, а мы с Яной – медицинским реквизитом. На каждую салфетку, отсылаемую в космос, полагалось получить сертификат – она должна была пройти долгую проверку, разрешается ли ее туда отправлять или нет. И заменить что-то на данном этапе было уже невозможно. С нами был Сергей Юрьевич Романов, и все, кто мог, отчаянно помогали нам и стойко переносили все наши метания до тех пор, пока нас не устроил результат, но я видела, как им было непросто. Думаю, со стороны не было понятно, про что эти киношники могут разговаривать столько часов!
В этот же день я внезапно сообразила, что из одежды, которую можно надеть на нижнюю часть тела, у меня в комплекте только шорты, потому что мне сказали, что на станции, как правило, жарко. Но я решила, что надо перестраховаться, и стала упрашивать Алену отдать мне штаны из ее комплекта – мало ли что! Алена согласилась. Только на станции стало ясно, что, если бы у меня не было брюк, все мои колени были бы разбиты в пух и прах, потому что, летая по МКС в первые сутки, ты сталкиваешься со всеми железными предметами, которые встречаются на пути.
Обратно в гостиницу мы ехали глубокой ночью в абсолютном нервном истощении – никто даже разговаривать не мог. На Байконуре мы всё ждали, что будет хоть какая-то возможность отдохнуть, как нам обещали. Но с каждым днем напряжение только нарастало – усталости и задач становилось все больше и больше. Пожалуй, только вечерами, после отбоя, когда мы садились за стол с чаем и печеньками, можно было выдохнуть.
Распорядок и тренировки
На следующее утро после проверки корабля мы получили свое расписание на ближайшее время и окончательно поняли, что отдохнуть точно не получится. Наш день был расписан по минутам: он состоял из тренировок, лекций, физкультуры, завтрака, обеда, ужина, репетиций и некой символической деятельности, о которой я расскажу чуть позже.
Подъем – в восемь утра. Умылся, взвесился. Пробежка, завтрак. И начинаются тренировки: гипоксические, ортостол, вестибулярное кресло.
Ортостол – это стол, на котором тебя опускают вниз головой. В этот момент кровь приливает к голове и сосуды находятся приблизительно в таком же состоянии, как в невесомости. Стол наклоняют на одну-две минуты – сначала на 15 градусов, потом на 45, потом на 60. Затем поднимают в вертикальное положение, и тогда ты приблизительно чувствуешь то, что будешь чувствовать по возвращении на Землю, когда кровь приливает обратно к ногам, к нижней части туловища. Потом тебя снова переворачивают вниз головой и обратно – такая тренировка длится минут сорок.
Во время первых занятий на ортостоле сразу становишься красным, как рачок Себастьян из мультфильма «Русалочка». Но после ежедневных тренировок мои сосуды как будто привыкли к этому состоянию. Я уже могла разговаривать, читать в телефоне, лежа вниз головой, и даже шутить, говоря, что мы похожи на летучих мышей.
Кроме того, врач нашего экипажа Вадим подкладывал нам под кровать бруски, чтобы во время сна ноги были выше головы – для того, чтобы организм мог постепенно привыкать к ощущениям, которые будут в невесомости. Угол подъема постепенно увеличивался. Вроде спишь нормально, но все равно, когда голова находится ниже, чем ноги, чувствуешь себя странно.
Вестибулярное кресло – мое самое любимое испытание. Центрифуга выглядит страшно, а вестибулярное кресло – очень мило: кажется, ну что тут такого – всего лишь покрутиться, как на карусели! Но если бы все было так
