голос на детей нехорошо, но взрослому в этот момент страшно за жизнь ребенка. И нашим наставникам за нас – тоже было страшно. На что-то мы обижались, а что-то выслушивали, потому что заслужили эти нотации.

Диалоги со смертью

На первый взгляд, очень страшное название главы. Но это не совсем так. С 13 мая, после того как я поняла, что обратной дороги нет, сначала робко, но с каждым днем все увереннее, порой даже с юмором и иронией, я начала вести эти диалоги с самой собой и с тем, что меня может ждать впереди.

Мне часто задают вопрос: «Страшно ли вам было лететь в космос?» Страх – дурацкое чувство. Оно лишает тебя силы. Можно ли с ним бороться? Можно. Но вероятность, что он все равно победит тебя в самый неожиданный момент, велика. Мне сейчас говорят, что я бесстрашная. Нет. Я очень даже «страшная», и боюсь я так же, как и все девочки: сильно, очень.

Мне казалось, что важно познакомиться и договориться с этим страхом. Я стала размышлять: что делать? Как? Я же не железная, не каменная. В этот момент я вспомнила, что еще пару месяцев назад я была актрисой. А актерская профессия – это непрекращающийся разговор с самим собой.

Да и с кем еще в этой ситуации разговаривать?

С близкими – невозможно, они и так напуганы. С ними можно было говорить только о том, что все будет хорошо.

С теми, кто летит, – можно, но зачем вносить смуту, и так понятно, что у всех на уме.

Я начала разговаривать об этом с самой собой и с моим психотерапевтом, которая предложила мне такую игру – диалоги со смертью.

Страшно произнести это вслух? Очень! Особенно страшно было в первые дни и недели размышлений об этом. Но проходит время, и ты уже не боишься, становится даже интересно изучать ощущения от задаваемых себе вопросов.

Актер – профессия не такая уже свободная. В ней очень многое зависит от обстоятельств – они либо складываются, либо нет. А хотелось бы, чтобы все зависело от тебя. Но сыграешь ты эту роль или не сыграешь – это не вопрос жизни и смерти. Да, это связано с переживаниями, слезами. Не дали тебе роль – ты прорыдалась, поплакала. Дали роль – может быть, она получится, а может быть и нет, может быть, ты получишь признание и любовь зрителей или не получишь, получишь или не получишь призы…

Мне очень хотелось, чтобы то, к чему я готовлюсь, произошло… А с другой стороны – неизвестно было, чем это закончится. Я все время думала: «Почему я пошла на это? Почему не убежала? Почему мне страшно, но я иду дальше?» Это очень интересные размышления. Помимо прочего я часто думала о том, что из творческих людей никто никогда не был в космосе, не видел его. А у меня есть такая возможность, почувствовать, каково ОНО. Адреналина, который выделялся в кровь от самой мысли о том, что есть возможность все это пережить, было так много, что остальные чувства притуплялись.

Почему Гумилев поехал в Африку? Почему человеку так хочется рисковать, открывая новые земли? Я очень хорошо понимаю первопроходцев, людей, которые едут туда, куда не ступала нога человека. Дело даже не в том, чтобы стать в чем-то первым, единственным.

У Гумилева есть строки:

Дай за это дорогу мне торную,

Там, где нету пути человеку,

Дай назвать моим именем черную,

До сих пор неоткрытую реку.

Желание попробовать то, что никто никогда до тебя еще не пробовал, настолько сильно и захватывает так, что перестаешь думать о последствиях.

И думаешь: смогу ли я перебороть свой страх? Смогу ли я это сделать, хватит ли у меня сил? И начинаешь сама себя проверять. Кому это нужно? И нужно ли вообще? Я знаю ответ, но не хочется пафоса. Время все расставит на свои места. По большому счету самые главные, самые жесткие критики для нас – мы сами. Самый серьезный вызов для многих – для меня точно – это вызов самому себе. В любом деле. Именно поэтому хочется брать роли на преодоление. Я очень люблю браться за то, что как будто бы невыгодно, то, что можно отнести к так называемой опасной территории. В этот момент я думаю: «Класс!» И ошибаюсь, и часто получаю за это по башке. Огромное количество моих работ, даже в театре, вызывало лавину критики. Почему? Потому что я берусь за сложные проекты, неоднозначные, которые могут вызвать у зрителя противоречивую реакцию. А когда понятно, что это будет хорошо, что это всем понравится, будет успех – почему-то становится скучно.

Удобно работать в репертуарном театре, получать зарплату, иметь медицинскую страховку. Я боюсь такой успокоенности. Спокойствие – это хорошо. А вот успокоенности я боюсь. Каждый новый проект – это большой вызов, большой страх, большое приключение. Поэтому, конечно, мне хотелось быть в этой истории.

Космос, как и любая роль, – это вызов себе: «Ты справишься с этим?» Кажется, невозможно справиться. «Справишься?» По крайней мере, хочется попробовать.

Есть такая фраза: «Глаза боятся, а руки делают». Часто глаза так боятся, что мозг не дает возможности даже начать что-то делать, отговаривает тебя. Если ты умудряешься его обхитрить, обмануть, убедить, что нужно хотя бы попробовать, – оказывается, что это можно сделать.

Я вела бесконечный разговор с собой. Ежедневно писала в дневник. Разговаривала со своим отражением в зеркале. Снимала видео, рассказывая о том, что я чувствую, – на память, для самой себя и для того, чтобы отслеживать, что со мной происходит. Я начала внимательно присматриваться к людям вокруг, чтобы понять, на кого можно опереться. Мне важно было почувствовать, что в меня верят, что я делаю что-то важное, что это кому-то нужно. Стала заниматься дыхательными практиками, чтобы успокоить мысли. Когда колесо начинает раскручиваться, надо встать в его центр – тогда ты прекращаешь гонку и начинаешь наблюдать. Это и есть спокойствие, которого очень сложно достичь в стрессовой ситуации.

Я задавала себе вопрос: «Зачем мне это нужно?» И, в общем, правильно на него отвечала. У Достоевского есть фраза: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Могу ли я, девочка из Пскова, хотя бы подумать о том, чтобы полететь в космос? Мои родители никак не связаны с театром, мы жили очень бедно, непросто. У них не было