что скоро праздник, и все прикидывал, какой подарок купить своей женушке, чем обрадовать дочурок. А за окном — падают и падают крупные хлопья снега. Ветер навевает снежинки на стекла и кажется, что там на улице уже намело по самые окна. Очень мне хотелось, чтобы ночь прошла спокойно и не нужно было мчаться в белую метель на происшествие. В общем, расслабился. Позабыл о своей службе. А она тотчас напомнила о себе. Прибежал дежурный сержант и взволнованно скороговоркой доложил:

— Позвонил неизвестный человек. В проходном дворе, недалеко от центральной площади, лежит мужчина. Вокруг него кровь. Возможно, убийство.

«Этого еще не хватало», — подумал я. Но сообщение есть — нужно проверить сигнал.

— Передайте по рации — дежурному патрулю немедленно следовать по адресу. Вызывайте карету скорой помощи, эксперта, представителя прокуратуры.

Прошло минут десять пока сержант обзванивал всех, кто обычно выезжает на происшествия подобного рода. Я прикинул, из кого можно создать оперативную группу, если сигнал подтвердится. А уж я понимал, что он подтвердится. И в самом деле — мотопатруль сообщил, что в проходном дворе обнаружен труп. Поблизости никого из очевидцев нет.

Через десять минут наша оперативная группа была на месте.

Первым начал осмотр судебно-медицинский эксперт. Пульса нет. Снежинки, падающие на лицо распростертого человека, не тают… Ножевые ранения в области брюшной полости и сердца.

Какая трагедия разыгралась в пустынном темном дворе? Кто ее участники? Где они? Теперь эту задачу предстояло решать мне и моим помощникам — членам оперативной группы.

Положение тела и ножевые раны давали основания полагать, что человек убит с целью ограбления. Пока это предположение. Я осматривал место, двор, пытался найти следы. Но что можно найти под таким обильным снегопадом? Шагнешь — и через минуту твой след засыпан снегом и не узнаешь, по какому месту только что сам прошел.

Из кармана пиджака убитого извлекли документы — паспорт, пенсионную книжку, военный билет. Укрывшись от снега, мы прочитали: Палий Николай Константинович, бывший летчик, работает на заводе. Я подумал, что теперь придется писать — работал. Для этого человека уже все в прошлом времени. Настоящего и будущего нет. И все мучила меня мысль, заставляя до предела напрягаться, кто мог остановить время этого человека.

Двор одними воротами выходит в переулок, другими на площадь. Отсюда, из центра, можно уехать в любом направлении в троллейбусе, автобусе, такси. Хоть дома и далеко от места трагедии, но должны же были жильцы слышать шум, возню, крики — все, что сопровождает убийство. Ведь это произошло где-то в девять часов. В это время не спят. Впрочем, жильцов мы успеем опросить.

Чувствую, что меня трясет озноб. Не от холода. Наверно, от волнения. Мелкая дрожь не дает возможности сконцентрироваться.

— Давайте перекурим и подумаем, что нужно предпринять, — предложил мой помощник, инспектор угрозыска Валентин Матковский, недавно окончивший Кишиневскую школу милиции.

Посидели в кузове машины. У водителя нашелся термос с горячим кофе.

— Я думаю, что нам теперь надо на две группы разбиться, — сказал инспектор, прихлебывая кофе из пластмассового стаканчика. — Одна поедет на завод, где работал Палий, а вторая — по домашнему адресу.

План был правильным, и я одобрил его. Мне не хотелось ехать на завод — рыться в личном деле, опрашивать сотрудников. Мне нужно услышать живое слово о погибшем от близких ему людей. Интуитивно я проникся чувством симпатии к бывшему военному летчику. А может, это было только сострадание! Не знаю. О том, что он был женат, я видел по отметке в паспорте.

Инспектор поехал на завод.

…Квартира Палия в одном из новых микрорайонов города. Дверь нам открыла остроносая, белесая женщина в нарядном платье. Глаза ее быстро перебегали с одного на другого посетителя. Она явно смутилась и, пытаясь скрыть это, резко спросила:

— Чем обязана? У меня гости. Не могу вам много времени уделить.

Из комнаты доносился перезвон гитары. Густой баритон пел старинный романс, ему подпевали женские голоса. Я бросил взгляд на обувь в передней. Она была сухая, а из-под наших сапог уже начали растекаться струйки воды. Значит, гости пришли давно. Успела обувь просушиться.

— Мы по поводу вашего мужа. Хотели бы знать…

Она не дала договорить:

— Муж еще не приходил с завода. Он теперь часто задерживается. Жить не может без коллектива.

Как видно, по нашим лицам она о чем-то догадалась. И тотчас переменила тему:

— Может, он что-то натворил? Украл? Избил? Его будут судить? Пусть! Туда ему дорога.

И опять поняла — не то.

— Пройдите, пожалуйста, на кухню. Не хочется, чтобы гости видели, кто пришел. Я им скажу, что соседка зашла.

Эта женщина была явно настроена против Николая Константиновича. И это раздражало. Мне уже представлялось, как она примет известие о гибели мужа. Но подождем, узнаем. Может быть, я ошибаюсь.

На кухонном столике — объедки сыра, колбасы, коробки из-под шпрот, пустые винные и коньячные бутылки. Видимо, не скучает супруга. Развлекается.

Она прибежала из столовой, постукивая толстыми каблуками лакированных туфель, плотно притворила дверь кухни. Я попросил рассказать подробно все, что она знает о Палие, и добавил, что сейчас это имеет большое значение для многих людей.

Она начала так:

— Мой муж — неудачник.

Об этом мы уже знали, к великому сожалению.

— Он был военным летчиком. Летал на каких-то сложных машинах. Однажды что-то случилось. Ему приказали катапультироваться. А он этого не сделал. И сам пострадал. Получил тяжелые травмы, спасая самолет. А потом его отчислили из летного состава. Я ему говорила, чтобы он просился в наземные службы. Ему должны были сохранить оклад. А он меня не послушал. Теперь получает пенсию наполовину меньше оклада. Разве так можно жить по-настоящему?

Этот вопрос был адресован нам. Мы промолчали. Она снова побежала в столовую. Я подумал, что она помчалась выпить стопку коньяка. Она быстро вернулась, и продолжала:

— Когда он демобилизовался, я предложила купить автомашину. Можно подрабатывать. Один рейс с пассажирами в Одессу и обратно — ведь нетрудное дело для бывшего летчика. Так ведь делают. Но он отказался. Пошел на завод работать. И кем работает? Стыдно сказать — механиком! Хоть бы директором или заместителем. Он сгубил мои лучшие годы.

Она передохнула. Ждала, что мы посочувствуем ей. И будто спохватилась:

— В последнее время он совсем изменился. Дома все молчит. На заводе подолгу задерживается. Иногда приходит нетрезвым. Ну, что мне оставалось делать? Естественно, что я рада каждому живому человеку, который заглянет к нам. Надеюсь, что вы не осудите меня за это?

Она кивнула в сторону столовой.

— У него было много денег?

— Нет. Сбережения на книжке. Я ее держу под контролем. Но по вашим вопросам я