рынках. Разумеется, папенька ничего подобного не требовал. Себе же самой я сказала, что он наверняка одобрил мы мою инициативу, если бы я с ним поделилась. Теперь, однако, мне предстояло еще наведаться к Старрату, поскольку на плантации Уаккамо мой приказ выполнялся не столь ответственно, как в Гарден-Хилл.

Раз в неделю мы, как и прежде, ездили в гости к Вудвордам. После мятежа рабов казалось особенно важным поддерживать связь с окрестными плантаторами. И мы выбирались в город с визитом к миссис Пинкни, когда у маменьки доставало сил.

– Ах! – воскликнула маменька как раз в такой день, когда мы уютно расположились в гостиной супругов Пинкни с хозяйкой дома и ее близкой подругой миссис Клеланд. – Я совсем позабыла! Полковник Лукас, по-прежнему верный своему отцовскому долгу, известил меня о достойном претенденте на руку Элизы.

Я воззрилась на нее во все глаза.

– Ой! – вырвалось у меня, потому что иголка, которой я вышивала, в этот момент вонзилась мне в палец. – Проклятие… – пробормотала я, сунув палец в рот, и поморщилась от сладковато-соленого привкуса крови.

– К чему столько драматизма, Элиза? Тебе же не вечно придется заниматься делами на плантациях. Через несколько лет Джордж вернется, и все мы будем спасены.

Я крепко сжала губы – не собиралась поддаваться на маменькины уколы.

– Смею заметить, ваш брат по возвращении будет весьма доволен состоянием своего наследства, – шепнула мне миссис Клеланд, и я благодарно ей улыбнулась, хотя сердце у меня отчаянно колотилось.

Миссис Клеланд жила севернее нас, ближе к Джорджтауну, и пообещала следить за новостями и слухами касательно нашего урожая риса и того, что с ним происходит. Или, по крайней мере, попросить об этом своего супруга. Она была старше миссис Пинкни на вид, однако они так давно водили дружбу, что по манере общения казались сестрами. Обе были добрейшими леди из тех, кого я знала.

– Расскажите же нам о женихе, – повернулась миссис Клеланд к моей матери.

– О, признаться, мне мало что о нем известно. Зовут его мистер Уолш, кажется. – Маменька закатила глаза, будто бы припоминая. – Да, определенно, мистер Уолш.

Если речь шла о том самом мистере Уолше, которого я мельком видела в гостях у Пинкни в поместье Бельмонт на святках, тогда мне было о нем известно не более, чем ей. Я почти не обратила на него внимания. Довольно приятный господин, вроде бы, но совершенно ничем не примечательный. Что это папеньке взбрело в голову? Он ведь знает, как я отношусь к теме замужества. Оставалось лишь заподозрить, что это маменькины козни.

Миссис Пинкни при упоминании мистера Уолша вежливо улыбнулась, не высказав ни одобрения, ни протеста против его кандидатуры, и это показалось мне весьма многозначительной реакцией.

– Можно мне взглянуть на папенькино письмо, когда мы вернемся домой? – осведомилась я.

Мать одарила меня сладкой улыбкой:

– Разумеется, дорогая. Я думала, он и в письме к тебе упомянул о мистере Уолше.

Конечно же она так не думала. И нарочно дожидалась, что мы окажемся в приличном обществе, чтобы сообщить мне эту новость.

– Я удивлена, что ваш выбор не пал на Уильяма Миддлтона, – обратилась ко мне миссис Клеланд. – Он был совершенно неотразим на святочном балу, разве нет?

Я вспомнила то пышное торжество. Пламенели свечи, и все вокруг сверкало – столовое серебро, начищенные латунные пуговицы на камзолах джентльменов, драгоценные камни в дамских украшениях… Мы с маменькой ради такого случая даже заказали новые наряды у швеи, которую нам посоветовала миссис Пинкни. Уильям Миддлтон, безусловно, был статен и пригож.

– Кроме того, я слышала, что Кроуфилд, плантация Миддлтонов, совершенно великолепна, – подхватила миссис Пинкни. – Вам, как любительнице ботаники, Элиза, наверняка будет любопытно взглянуть на сады, о которых столько судачат. Сдается мне, Уильям был бы для вас идеальной парой. Только представьте: вы садовничали бы там днями напролет или гуляли по окрестностям и ни разу не увидели бы два одинаковых цветка!

Я только усмехнулась, представив себе такую перспективу.

– Думаю, все сложилось бы иначе – я докучала бы ему своим любопытством к тому, что творится на всей плантации. Одно дело – интересоваться цветочками, и совсем другое – зерновыми культурами или производством, которое приносит деньги.

– Ох, Элиза… – с отчаянием вздохнула маменька.

– Если не ошибаюсь… – продолжила я, опустив вышивку на колени и задумавшись, – Уильям Миддлтон сказал мне тогда: «Зачем вам забивать свою очаровательную головку мужскими заботами?» И посоветовал нанять управляющего, чтобы у меня было побольше времени на светские развлечения в городе и окрестностях.

Не скрою, меня сильно задело то, что Уильям Миддлтон ни в грош не ставит мои деловые качества. В любом случае, я его, похоже, не заинтересовала – он явно положил глаз на мисс Уильямс, богатую наследницу из города.

– И он совершенно прав, – кивнула маменька. – Вот видишь, Элиза, не только я тебе об этом говорю. Боюсь, ты уже начала приобретать недобрую репутацию. И какой же джентльмен захочет взять тебя в жены, если ты продолжишь так себя вести?

«А зачем мне джентльмен, который не уважает мои интересы?» – хотелось мне спросить ее, но я лишь крепче стиснула зубы. При этом, разумеется, глаза у меня уже щипало от слез. Маменька как никто умела выбрать момент, чтобы побольнее ранить меня словами, и теперь я сгорала от стыда из-за того, что она так разговаривает со мной в присутствии моих дорогих друзей.

Миссис Пинкни была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить себе прокомментировать маменькино высказывание в мой адрес. Вместо этого она осведомилась:

– Быть может, мне послать еще за чаем?

Я откашлялась и кое-как выговорила в ответ:

– Это было бы чудесно, благодарю вас, миссис Пинкни

Моему дражайшему отцу

Касательно мистера Уолша… Видите ли, сэр, мои сведения об этом человеке столь скудны, что я не могу составить суждение на его счет. Дело же столь великой важности, как бракосочетание, требует более тонкого проникновения в настроения и чувства.

Кроме того, позвольте заверить Вас, сэр, что одиночество – мой сознательный выбор. Посему надеюсь, Вы откажетесь от мыслей выдать меня замуж, по крайней мере в ближайшие два-три года.

Ваша покорная и преданная дочь

Элиза Лукас

12

– Идите смотреть, миз Лукас! – восторженно заорал Того, едва я ступила за порог нашего дома в Уаппу стылым мартовским утром. Того, сгибаясь под грузом двух ведер с водой, висевших с двух сторон на коромысле, которое он водрузил на плечи, шагал