Шрифт:
Закладка:
Сложно сказать, насколько ясно Констанций представлял себе мнимую мировоззренческую связь омоусианства с модализмом, ибо его церковная политика была в высшей степени меркантильна и прямолинейна. Прекрасной иллюстрацией императорской политики в отношении Церкви является его «церковное» законодательство данного периода. Констанций с самого начала своего правления пытался выделить клириков в качестве особой социальной группы, подчеркивая достоинство статуса священства при помощи дарования многочисленных экономических привилегий. Данная политика парадоксальна на фоне интенсивных стремлений Августа направлять епископов в богословских и дисциплинарных вопросах. По свидетельству Р. Лицци Теста, именно после 346 г., когда Констанций попытался на Медиоланском Соборе впервые возглавить церковное управление, экономическое положение клира в империи приобрело окончательную стабильность, выражавшуюся прежде всего в том, что епископы, происходившие из сословия куриалов, имели права сохранять за собой все имущество неприкосновенным от любого налогового бремени[217]. Примером такой специфической политики служат многочисленные экономические законы Констанция, в частности освобождение от новых взносов и обязанности обеспечения чужеземцев, принимаемых империей (федератов?), от 27 августа 343 года[218], освобождение от тяжелых повинностей: munera sordida, munera extraordinaria, parangaria от 26 мая 353 года[219], запрет на привлечение клириков к куриальным повинностям от 26 февраля 354 года[220]. В результате после Константина, во многом именно благодаря Констанцию, епископы могли совершать большие приобретения и достигать ведущего положения в городах[221]. Следует отметить, что среди современных исследователей идет полемика относительно того, на чем изначально при Константине был основан правовой иммунитет церковных владений, укреплявшийся Констанцием. Испанский историк К. Буенакаса Перец полагает, что данный иммунитет происходил от того, что в начале IV столетия христиане, основывая первую церковь диоцеза, пользовались финансовой привилегией, даровавшейся ранее приютам и новым постройкам, так как они строились на императорской земле в качестве res privata (частной постройки). В дальнейшем Константин позволил сохранить за церквями эту привилегию, перешедшую в церковный иммунитет[222]. Эта гипотеза подверглась критике со стороны Р. Лицци Теста с позиций, не позволяющих допустить, что подобная привилегия могла перейти к церковным владениям автоматически[223]. Действительно, необходимо было решительное признание особой природы церковного имущества для того, чтобы выдать этому имуществу особые привилегии. Вероятно, именно Констанций первый осознал это в полной мере, однако это юридическое осознание коренилось у него в представлении, что признав эту особенность церковных владений и оградив их иммунитетом, он сможет на особых правах покровителя Церкви опекать Ее и во внутренних богословских и дисциплинарных спорах. Формальное единство на почве ясного и логичного арианства и зримое социальное могущество – именно в таких категориях император мыслил торжество христианства. Очевидно, осознавая эту особенность императорского взгляда на положение Церкви, в рамках которого Констанций плохо различал богословскую борьбу и борьбу pro praebenda (за пребенду), мировоззренческие противники обвиняли Афанасия перед императором в хищении зерна[224].
Медиоланские Соборы 40-х гг. продемонстрировали решимость императора возглавить церковную политику. После осуждения Фотина на Медиоланском Соборе 348 г. следующей жертвой начавшегося императорского наступления на никейцев в Италии должен был стать св. Афанасий Александрийский, до этого времени защищенный авторитетом папы Юлия.
Медиоланский Собор лето 355 г.[225]
Concilium Mediolanense a. 355
Concilium Mediolanense Eusebio fratri in domino salutem.
1. Non ignorat carissima nobis dilectio tua, quam sit pretiosum uinculum caritatis et pacis, domine carissime frater. Et quia hoc custodire nos, qui ecclesiae catholicae praesumus, diuina domini praecepta docuerunt, ideo plenum sanctitatis /5/ et iustitiae arbitrati sumus, ut carissimos coepiscopos nostros Eustomium et Germinium, qui ad concilium conuenimus, ut ad dilectionem tuam pergerent, mitteremus, ut omnia patienter quae aguntur insinuarent et patefacerent, ut nobis coniuncta fides tua pariter atque concordia ea sequantur et, /10/ quae deo et unitati placeant, complectantur.
2. Itaque sincerissima prudentia tua, quod specialiter et salubriter admonemus, audiat supradictos et communicato pariter cum his consilio definiat, quod de nomine haereticorum Marcelli et Photini nec non et Athanasii sacrilegi totus prope definiuit /15/ orbis, ne non tam ueritati quam intentioni parere uidearis.
3. Multa in literis nos scribere non oportuit; eos enim ad te misimus, qui, quod literis nunc necesse non fuit comprehendi, ipsi rectius prosequantur.
4. Quodsi alias quam optamus caritas <tua> putauerit esse faciendum, scito iuxta /20/ ecclesiasticam disciplinam id nos definituros, quod regula euangelica iubet, nec nobis postea imputabis, qui infinitam patientiam retinentes fratres nostros memoratos, ad te ut uenirent, deprecati sumus.
Синодальное послание.
Медиоланский собор приветствует Евсевия брата в Господе.
I. «Не пребывает в неведении любезнейшая для нас Любовь Твоя, сколь драгоценны узы любезности и мира, о господин светлейший брат. И так как божественные предписания Господни наставляли, чтобы мы, которые стоим во главе Кафолической церкви, охраняли их, мы решили, что они столь исполнены святости и справедливости, что мы, кто прибыли на Собор, отправим любезнейших соучастников наших в епископстве Евстомия[226] и Герминия, чтобы они приблизились к Твоей Любви с тем, [чтобы] они терпеливо вникли во все, что происходит, и [тебе] раскрыли, чтобы к нам присоединившаяся Твоя Вера а равно и