Советский Союз крайне маловероятно, все же они с определенным беспокойством следили за тем, как Токио отреагирует на денонсацию пакта о нейтралитете со стороны СССР. 12 апреля, когда новое правительство было полностью сформировано, Малик телеграфировал в Москву, что японцы с облегчением восприняли заверения Молотова о сохранении пакта в силе. Также он сообщил, что некоторые чиновники в японском МИДе полагают, что после победы над Германией Советский Союз усилит давление на Японию, предъявит ей новые требования и даже пригрозит разорвать дипломатические отношения, но «без объявления войны»[63].

Встреча Малика с Того, состоявшаяся 20 апреля, подтвердила точность этого анализа ситуации. Того выразил сожаление из-за того, что СССР решил не продлевать пакт о нейтралитете, но выразил удовлетворение тем, что этот пакт будет оставаться в силе до апреля следующего года. Это давало Японии достаточно времени для того, чтобы улучшить отношения с Советским Союзом. Того пригласил Молотова сделать остановку в Японии на обратном пути из Сан-Франциско. Малик ответил, что Молотов скорее всего будет возвращаться через Атлантический океан, хотя, безусловно, был в курсе, что это не так[64].

По итогам своей встречи с Того Малик сделал несколько выводов. Он отметил, что японцы понимали: фундаментальные разногласия между СССР и Японией невозможно разрешить дипломатическими средствами. Однако поскольку главной задачей Японии было окончание войны, Того стремился заручиться нейтралитетом СССР и создать видимость масштабных переговоров с Советским государством. Такое развитие событий вызвало бы серьезное беспокойство со стороны Великобритании и США и, в конечном итоге, заставило бы их пойти на компромисс в отношении Японии[65].

Оценивая реакцию Японии на денонсацию пакта о нейтралитете, Сталин полагался не только на информацию, полученную от Малика. В его распоряжении были донесения военной разведки, полученные в обход дипломатических каналов. 11 апреля токийская резидентура доложила в Москву, что «новый кабинет, исходя из весьма неблагоприятной военной обстановки и всевозрастающих трудностей в стране, ставит своей целью создать условия для выхода Японии из войны». Еще более важная информация, добытая токийской резидентурой, заключалась в том, что японцы, по их собственной оценке, располагали ресурсами всего лишь на восемь месяцев войны – возможно, даже меньше, если американцы будут действовать более активно[66]. Эти важнейшие сведения, вероятно, убедили Сталина в том, что он не может позволить себе отложить нападение на Японию на следующий год и что с учетом погодных условий на Дальнем Востоке единственным подходящим временем для начала войны с Японией является лето 1945 года.

Вместе с тем Сталина беспокоили перемены, произошедшие в Белом доме. Смерть Рузвельта потрясла его. Когда Гарриман навестил Сталина в Кремле вечером 13 апреля, советский вождь долго держал руку посла в своей, прежде чем отпустить ее и выразить свои соболезнования. Он сказал: «Президент Рузвельт умер, но его дело должно жить. Мы будем поддерживать президента Трумэна всеми нашими силами и всей нашей волей». Гарриман счел эту беседу со Сталиным «в высшей степени искренней и сокровенной». Американский посол высказал предположение, что лучшим способом сохранить добрые отношения между СССР и США стала бы поездка Молотова в Соединенные Штаты. Изменив свое прежнее решение, Сталин, чтобы показать свое расположение к Трумэну, согласился послать Молотова в Сан-Франциско на конференцию, посвященную созданию ООН. Советский вождь также затронул один важный вопрос. Он спросил Гарримана, не планирует ли Трумэн пойти на какие-либо уступки в отношении Японии. Гарриман ответил, что это невозможно. Он сказал: «Наша позиция по Японии, оговоренная на Крымской конференции, остается неизменной». Сталин хотел в этой беседе заверить американцев, что по-прежнему верен своему обещанию вступить в войну с Японией[67].

Сталин и советское правительство пристально следили за тем, какой политический курс изберет новый президент США по отношению к СССР. В телеграмме Молотову от 21 апреля Громыко указал, что речь, произнесенная Трумэном на Объединенном заседании двух палат Конгресса 16 апреля, является первым знаком того, что новая администрация Белого дома не собирается отказываться от политики Рузвельта. Громыко выразил уверенность, что по крайней мере в ближайшем будущем Трумэн продолжит сотрудничать с Советским Союзом, как и его предшественник, хотя в прошлом он сделал несколько нелестных замечаний в адрес Советского государства. В заключение Громыко писал, что предстоящая встреча с Молотовым в Вашингтоне станет хорошей проверкой того, в каком направлении будет двигаться Трумэн[68].

Японская армия рассчитывает на нейтралитет СССР

Пока Сталин добивался расположения нового президента США, японцы отчаянно пытались удержать Советский Союз от вступления в войну. Японская разведка не упустила из виду переброску советских войск с европейского театра военных действий на Дальний Восток. В апреле подполковник Исаму Асаи, военный атташе японского посольства в Москве, предпринял поездку по Транссибу. Обратив внимание на то, что на восток проследовали от двенадцати до пятнадцати военных поездов, Асаи 27 апреля отправил телеграмму заместителю начальника Генштаба Торасиро Кавабэ, предупреждая его, что в течение всего двух месяцев советское командование сможет переправить на Дальний Восток 20 дивизий. Асаи пришел к выводу, что вступление СССР в войну с Японией можно теперь считать «неизбежным». В поезде Асаи встретил генерала Дзюна Усикуро, командовавшего Третьим фронтом Квантунской армии. Усикуро сказал Асаи, что у Квантунской армии нет шансов остановить советские войска, и попросил его убедить Генштаб предпринять дипломатические меры для того, чтобы предотвратить нападение Советского Союза [Kantogun 1974: 325].

В Генеральном штабе Императорской армии Японии мнения по поводу намерений Советского Союза разошлись. Пятое управление, которое отвечало за военную разведку и наблюдение за Красной армией, не было согласно с Двенадцатым управлением, в чьем ведении находились планирование и проведение боевых операций. В Пятом управлении считали, что рано или поздно СССР нападет на Японию, но это заключение было категорически отвергнуто полковником Сукэтакой Танэмурой, руководившим Двенадцатым управлением. Вот что говорил Танэмура: «Сталин не настолько глуп, чтобы торопиться вступить в войну. Он подождет, пока военная мощь Японии ослабнет и американцы начнут высаживаться на внутренние острова Японии; только тогда он нападет на нас» [Kantogun 1974: 331–332; Drea 1984: 68]. Танэмура считал, что для продолжения боевых действий против США Японии необходимо удержать Советский Союз от вступления в войну.

На совещании высших чинов Генерального штаба, произошедшем 18 апреля 1945 года, глава Генштаба Ёсидзиро Умэдзу высказал мысль о том, что Япония должна «занять активную позицию в отношениях с Советским Союзом». Танэмура воспринял это предложение как слишком двусмысленное: было не вполне понятно, означало ли это, что Япония должна всеми силами пытаться сохранить мир на северном фланге