Шрифт:
Закладка:
Во втором отчете Объединенного разведывательного комитета рекомендовалось отредактировать требование о безоговорочной капитуляции: «…существует вероятность того, что некоторая группа внутри японского правительства при поддержке императора примет предложение о безоговорочной капитуляции на разумных условиях еще до конца 1945 года». Вдохновившись этими отчетами, Джордж Линкольн посвятил весь конец апреля исследованию вопроса о безоговорочной капитуляции. В составленном им докладе было сказано:
Психологическая готовность японцев продолжать сопротивление может быть сломлена еще до того, как они полностью исчерпают свои физические резервы. <…> Требование о безоговорочной капитуляции должно быть сформулировано так, чтобы оно оказалось приемлемым для японцев; в противном случае единственной альтернативой окажется уничтожение Японии, и даже угроза полного разгрома не гарантирует этой самой капитуляции[60].
Все эти три группы, выступающие за пересмотр условий о безоговорочной капитуляции, пока что никак не были связаны друг с другом, но их идеи начали набирать силу. Рано или поздно президенту, который только что поклялся добиться безоговорочной капитуляции Японии, предстояло по-новому взглянуть на эту проблему.
Наметившийся перелом по вопросу о безоговорочной капитуляции был напрямую связан с Советским Союзом и его возможным участием в войне на Тихом океане. В Объединенном комитете начальников штабов начали задумываться не только о новой трактовке понятия «безоговорочная капитуляция», но и о целесообразности военного сотрудничества с СССР. Объединенная группа планирования, несмотря на серию встреч, проведенных в Москве с января по март 1945 года, так и не добилась никаких результатов. Как и Гарриман, Дин стал активным сторонником того, чтобы отношения с Советским Союзом выстраивались по принципу quid pro quo[61]. Он настаивал на том, что дальнейшее сотрудничество с русскими «будет бессмысленным, если оно не будет основано на взаимном уважении и не будет работать в обе стороны». Дин предупреждал, что США «находятся опасно близко к тому, чтобы скатиться в “простофильство”». Американцы оказались в положении одновременно «и дарителей, и просителей», что было не только унизительно, но и просто вредно для международного авторитета США.
Дин вернулся в Вашингтон в начале апреля и рекомендовал Объединенному комитету начальников штабов отказаться от идеи размещения стратегической авиации в районе Комсомольска и Николаевска и прекратить переговоры с советским руководством о сохранении тихоокеанского канала поставок. Когда Дин прибыл в Вашингтон, оказалось, что военное командование США обеспокоено сложившейся ситуацией даже больше, чем он сам. Объединенный комитет начальников штабов немедленно приказал Дину уведомить начальника Генштаба СССР А. И. Антонова, что США более не планируют размещать авиабазы на Дальнем Востоке. Что касается тихоокеанского маршрута поставок, то 17 апреля Объединенный комитет начальников штабов решил «отказаться от всех проектов, подразумевающих проведение боевых действий». Планы по установлению маршрутов поставок «будут обсуждаться, если их реализация не повредит решению главной задачи», но Объединенный комитет начальников штабов также постановил, что «не будет информировать русских об этом маршруте и не станет сотрудничать с русскими для установления этого канала поставок, если только СССР сам не проявит инициативу в этом вопросе» [Deane 1946: 265; Hel-legers 2001, 1: 41–45, 47, 48][62].
Однако все это не означало окончания сотрудничества с Советским Союзом. Вступление СССР в войну все еще считалось если не ключевым, то важным элементом американского вторжения в Японию и приближения конца войны. Как писал Дин, американцы «продолжали щедро снабжать советские базы в Сибири, потому что все еще верили, что, напав на Японию, русские приблизят конец войны, и потому, что уже вложили много усилий в это сотрудничество». Хотя Дин и Гарриман настаивали на том, что американцы должны жестко реагировать на любые попытки СССР уклониться от выполнения взятых обязательств, Маршалл возражал против таких ответных мер, опасаясь, что они приведут к нежелательным последствиям [Deane 1946: 166; Hellegers 2001, 1: 46].
К апрелю военное командование США было убеждено, что за счет стратегических бомбардировок японских городов зажигательными бомбами, эффективной морской блокады и контроля над воздушными и морскими путями, по которым японцы могли бы перебросить подкрепления на свои внутренние территории из континентальной Азии, Соединенные Штаты смогут осуществить операцию вторжения собственными силами, не полагаясь на то, что СССР свяжет Квантунскую армию в Маньчжурии. 25 апреля Объединенный комитет начальников штабов принял стратегию JCS 924/15, которая поддерживала план «Олимпик»; было отмечено, что одних только бомбардировок и блокады будет недостаточно для быстрого завершения войны. Указывая на большие потери американских войск в ходе продолжающейся битвы за Окинаву, Маршалл настаивал на важности участия СССР в финальном этапе Тихоокеанской войны. Кинг неохотно дал согласие на вторжение в Японию, однако посоветовал показать план операции президенту, чтобы тот окончательно его утвердил.
Почему же Объединенный комитет начальников штабов так настаивал на как можно более скорой высадке десанта на Кюсю, после того как американцы понесли такие ужасающие потери на Лусоне, Иводзиме и Окинаве? Как пишет Дейл Хеллегерс, причиной этого решения был
…невысказанный страх того, что время играет на руку Японии; что время дает японцам возможность укрепить свою оборону и увеличить численный состав армии; что время остудит пыл американцев и возродит надежды японцев на заключение мира при посредничестве третьей стороны; что время может застать американцев вдали от Японии, притом что русские будут готовы начать собственное вторжение [Hellegers 2001, 1: 29–31, 32].
Точно так же думали и те японские офицеры, которые выступали за идею «последнего решительного боя перед заключением мира».
Советский Союз оценивает изменившуюся ситуацию
Хотя доклад Малика от 22 марта и убедил кремлевских вождей, что нападение Японии на