Бреннан отверг аргумент прокуроров, что заявление Блэки Тоя в любом случае должно быть допущено к рассмотрению, поскольку оно было сделано добровольно, т. е. добровольный акт Блэки Тоя прервал цепочку незаконных действий федеральных агентов и этим самым как бы «легализовал» их. Бреннан высмеивает позицию прокуроров, призывая на помощь известные факты: шестеро или семеро агентов взламывают дверь и преследуют Тоя до самой спальни, где арестовывают его и надевают ему наручники; в спальне спят его жена и ребенок. В данных обстоятельствах, заключает Бреннан, слова Тоя вряд ли могут рассматриваться как выражение его свободной воли.

Прокуроры приводят еще один аргумент в пользу того, что слова Тоя должны быть учтены судом, – его высказывания носили скорее оправдательный, нежели самообвинительный характер, т. е. раз он ни в чем не сознался, то почему его заявление не может быть приобщено к делу? Вот если бы он, испугавшись агентов, оговорил бы себя, тогда другое дело, но ведь он, наоборот, отрицал вину. Но Бреннан и тут не согласен с прокурорами. Во-первых, заявления Блэки Тоя о невиновности очень быстро превратились в уличающие его признания. Во-вторых, в данных обстоятельствах, когда человек находится в своей спальне, рядом с женой и ребенком, характер признаний не имеет никакого значения – такие признания просто не могут считаться допустимыми.

Признания Блэки Тоя были только первой ветвью «отравленного дерева» – показаний Хома Вэя. Если первая ветвь тоже отравлена, то и ее отростки будут отравлены, а «отростком» в данном случае является героин, найденный у Джонни Йи. Прокурор на суде признал, что наркотик никогда не был бы найден, если бы не показания Блэки Тоя. Существуют исключения даже из правила исключения. Например, агенты получают информацию о наркотиках в результате своих незаконных действий, но, на их счастье, появляется второй, легальный, источник информации, который является как бы антидотом, т. е. снимает «отраву» с плода. Бывают также ситуации, когда связь между незаконно добытой информацией и последующим обыском настолько тонка, что ее даже трудно назвать причинно-следственной. Да, была получена информация в обход требований Четвертой поправки, но в ход событий вмешалось множество других факторов, и незаконно добытая информация стала лишь одним, возможно даже не самым значительным, из факторов.

Бреннан считает, что события, произошедшие 4 июня 1959 года, исключают подобные сценарии, так как агенты действовали на основании показаний единственного источника (других источников информации у них просто не было), и, если информация была получена в результате нарушений Четвертой поправки, то и все плоды этого «отравленного дерева» будут отравленными, а следовательно, героин, найденный у Джонни Йи, является тоже отравленным (во всех смыслах) плодом и как таковой подлежит исключению и не может быть представлен к рассмотрению судом.

Та же логика применима и к неподписанным заявлениям Блэки Тоя и Вонг Суня. Бреннан отмечает, что, во-первых, согласно множеству решений Верховного суда США, признание вины требует подтверждения независимыми доказательствами, а во-вторых, внесудебное признание одного соучастника, сделанное после ареста, не может быть использовано против другого соучастника. Бреннан, цитируя решение в деле «Смит против Соединенных Штатов» / Smith v. United States, 348 U.S. 147, подчеркивает, что «признание виновности должно базироваться на гораздо более существенных доказательствах, чем неподтвержденные признания, а долгий судебный опыт подсказывает, что правоохранительная деятельность требует следственной работы, которая идет дальше слов, произнесенных обвиняемым».

Итак, в сухом остатке мы имеем:

1) признание Блэки Тоя, полученное вопреки требованиям Четвертой поправки (Хом Вэй ненадежный, непроверенный источник плюс нарушение конституционных прав Блэки Тоя при аресте и снятии показаний);

2) необходимость получить независимое подтверждение фактов, содержащихся в заявлении Блэки Тоя, для «дезинтоксикации» этого заявления;

3) признание Вонг Суня, которое не может служить независимым источником информации в целях «дезинтоксикации» признания Блэки Тоя, поскольку Вонг Сунь был его сообщником.

В отсутствие независимых доказательств, подтверждающих факты, содержавшиеся в признании Блэки Тоя, Верховный суд США постановил аннулировать признание его виновным в судах нижней инстанции.

Практически вся история дел, касающихся Четвертой и Пятой поправок, говорит о том, что в Америке признание своей вины не является «царицей доказательств»[14].

Рассуждая о Четвертой поправке, нельзя пройти мимо самого понятия «обыск». Что такое обыск? Где он может происходить? Является ли подслушивание обыском? Является ли слежка или наружное наблюдение обыском? Может ли полиция обыскать дом человека, где скрывается подозреваемый, даже если этот человек никакого отношения к подозреваемому не имеет? Верховный суд ответил на все эти вопросы в деле «Кац против Соединенных Штатов» – одном из самых важных дел, касающихся Четвертой поправки к Конституции США.

Кац против Соединенных Штатов / Katz v. United States, 389 U.S. 347 (1967)

Чарльз Кац зарабатывал на жизнь тотализатором и считался одним из сильнейших баскетбольных гандикаперов[15] в стране. Он делал ставки от имени своих клиентов, живущих в разных штатах, и брал себе часть выигрышей. Жил он в Лос-Анджелесе и регулярно звонил по телефону в другие штаты для размещения ставок. Зная, что межштатный тотализатор является федеральным преступлением, Кац для размещения ставок пользовался тремя телефонными автоматами, установленными на бульваре Сансет. В 1965 году ФБР вышло на след Каца и установило за ним слежку. На наружные стенки будок двух телефонных автоматов были установлены подслушивающие устройства, а третий автомат по требованию ФБР телефонная компания отключила. Агенты, расположившись неподалеку, могли прослушивать и записывать все разговоры Каца. Услышав, как он произнес: «Give me Duquesne minus seven for a nickel!» («Дай мне Дюкейн минус семь за пятачок»), агенты подбежали к телефонной будке и арестовали Каца.

На суде прокуратура для расшифровки этой фразы (а на ней строилось все обвинение) пригласила в качестве эксперта Джозефа Ганна из Административного управления Департамента полиции Лос-Анджелеса, который показал, что речь идет о ставке на баскетбольную команду Университета Дюкейн, «минус семь» означает уравнивающий коэффициент, а «пятачок» – сумму ставки. Кроме этого, полицейский эксперт показал, что жаргон, употребляемый Кацем, свидетельствует о его высоком профессионализме и большом опыте в игорном бизнесе.

На суде Каца представлял известный адвокат Бертон Маркс. Выслушав экспертное заключение Ганна, Маркс понял, что оспаривать истинное значение фразы, произнесенной его клиентом, бессмысленно – этот аргумент обречен на провал. Поэтому Маркс выбрал Четвертую поправку в качестве главной защиты своего клиента. Он утверждал, что, закрывая за собой дверь телефонной будки, человек ожидает той же самой степени приватности, что и у себя дома.

Выбрав эту стратегию, Маркс поплыл против сильнейшего течения – знаменитого решения Верховного суда в деле «Олмстед против Соединенных Штатов», вынесенного в 1928 году. Олмстед был контрабандистом спиртных напитков, и ФБР его арестовало после прослушивания его