Шрифт:
Закладка:
Сама не ведая, почему, но она обращает взгляд к облакам, плывущим по небу, и время от времени пробивающемуся сквозь них солнцу, озаряющему землю бледным светом. Артем придавливает ее к ступеням своим телом и не двигается, а к Ксюше плавно возвращается двигательная способность.
— Эй, встанешь, может? — сбивчивым полушепотом обращается к нему.
Никакой реакции не следует.
Чего он вдруг налетел на нее ураганом?
— Артем?
От понимания, что он без сознания, к ее горлу подступает тошнотворный ком.
— Артем, ты чего? — она судорожно, но аккуратно, трясет его за плечи. — Не пугай меня, слышишь?! — паника в высоком девичьем голосе, срывающемся на хрипы, нарастает крещендо.
Почему он не отзывается?!
Мстит за то, что она соврала про сломанный нос? Это несоразмерно жестокая «ответка»!
Из-под его шапки тонкой кривой струйкой вытекает нечто алое, глянцевое и густое. Психика защищается предположением, что это заранее подготовленная краска, однако, когда на Ксюшу падает первая капля крови Артема, разум больше не находит отговорок.
Он пострадал.
Он истекает кровью.
Он защитил ее.
Он не сделал бы этого, если бы злился… или не любил.
Семь месяцев спустя, 24 сентября 2020 год, 10.23
— Не делай этого, — Ксюша фокусирует взгляд на оружии, затем вперяется в лицо того, в чьей ладони оно находится, в сотый раз спрашивая себя, не снится ли ей кошмар?
— Уйди с дороги, — гневно выдавливает Артем, крепче обхватывая черный металлический ствол. — Я не хочу тебе вредить.
— Ты никому не навредишь.
— Уйди.
Ксюша смотрит на дуло и приказывает себе не бояться Артема. Сейчас не время переваривать то, что он поднял на уши школу, совершив несколько выстрелов в воздух. Ее лучший друг напуган возможно даже больше, чем она и все остальные. Он загнал себя в ловушку и мечется в отчаянии, потому что не представляет, как из нее выбраться. Похоже, он даже не думал над путями отступления.
Ему нужно помочь, успокоить и заверить, что рядом с ней он в безопасности, пусть в последние недели между ними все было не так гладко, как прежде.
— Опусти пистолет, — сморгнув слезу, вкрадчиво просит его Ксюша. — Давай сбежим. Только ты и я. Не важно куда. Не нужно… — убивать, ломать свою судьбу. Дурак. ДУРАК ДУРАК ДУРАК!
Ровно секунда — столько Артему требуется, чтобы подумать над ее предложением и сместить дуло левее.
Поздно.
Он запрыгнул на поезд, несущийся прямиком в преисподнюю; он заперт в нем; он сам себя загнал в него и замуровал, чтобы никто и ничто его не остановило.
Уже слишком поздно.
Глава 23 Рита
— В далеком королевстве жила-были девочка по имени Элиза. Она была доброй и отзывчивой, помогала матушке торговать фруктами, травами и присматривала за обездоленными животными. Однако безмятежному детству наступил конец, когда ее отца сразил неизвестный недуг.
— Мам, что значит безмятежный?
— Спокойный.
Юля кивает, усвоив новое слово.
— Ничто ему не помогало, а лекари только разводили руками…
— Даже уколы? — моя маленькая принцесса удивленно вскидывает темные бровки.
— Судя по всему, — я грустно поджимаю губы и протягиваю к ее очаровательному личику пальцы, заправляя за уши длинные прядки.
— Значит, ему нужна операция, — Юля сладко зевает. — Как мне.
— Давай это узнаем, — подмигиваю малышке и возвращаюсь к чтению сказки.
Она осиливает пару глав и засыпает, однако вскоре вырывается из дремоты, чтобы сказать: «Если папуля приедет, разбуди меня». Но он точно не появится в больнице до утра. Да и не факт, что утром заглянет. Завидую, с каким умиротворением дочка сопит тихонечко в подушку, прижавшись к моему боку, а я сверлю немигающим взором потолок палаты, переигрывая в голове сценарий телефонного разговора с Матвеем.
Зря я позвонила. Надо было написать. Как обычно. Но Юля канючила, не переставая. Из-за плохого самочувствия она была необыкновенно капризной.
А с какой дурацкой интонацией я начала разговор… и до какого идиотского бормотания скатилась, когда речь зашла о его жене. Я не в праве расстраиваться на вещи сами собой разумеющиеся вроде обязательств Матвея перед супругой. Минувшей ночью он ни на шаг не отходил от Юли, а мне и в голову не взбрело, как к его отсутствию дома отнеслась Варвара. Какую отговорку он для нее придумал? Что бы там ни было, для них это закончилось плохо, и потому мне не по себе.
И все-таки, как приятно было чувствовать поддержку в самом факте его присутствия. Пусть ненадолго, но мы объединились и в очередной раз продемонстрировали дочке, что не обязательно быть связанными узами брака или романтической любовью, чтобы она не сомневалась: дороже нее для нас нет никого.
Перед утренними процедурами, едва разлепив глаза, Юля неожиданно поднимает на уши палату и заливается горючими слезами, никого к себе не подпуская. Мы с медсестрами в один голос пытаемся ее успокоить и убедить, что от истерики будет только хуже; швы могут разойтись. Другие мамочки со своими чадами либо сварливо комментируют мою материнскую некомпетентность, либо ретируются в зону относительного спокойствия, именуемую общим коридором.
— Почему папа не приезжает? — глотая сопли, выдавливает дочка с протяжными всхлипами. — Когда он приедет?
Медсестры косятся на меня, а я притворяюсь слепой к ним, дабы не акцентироваться на конфузе.
— Солнышко, он приедет сразу, как только выдастся возможность…
Юля докрасна растирает кулачками глаза, в рьяном отрицании мотая головой.
— Позвони ему!
Я подсаживаюсь ближе, накрывая ладонью ее бедро. Юля тут же принимается дрыгать ногами под одеялом, кривя лицо от боли.
— Мы уже разговаривали о том, почему папа не может находиться рядом с тобой столько, сколько тебе хотелось бы, милая, — мазнув взглядом по медсестрам, напоминаю дочке приглушенно и уветливо.
Юля знает, что у Матвея есть семья. Но чем старше она становится, тем сильнее нуждается в его внимании и чаще проявляет ненасытность в желании быть им залюбленной, незаменимой и важной. В его отсутствие, не смолкая, болтает, как бы скорее встретиться с ним. Я понимаю. Ей хочется ничем не отличаться от других детей, живущих со своими отцами. Но мы периодически возвращаемся к проговариванию темы, что, хоть
