Шрифт:
Закладка:
убежал... А потом? Когда он вырос, когда он женился, когда пошли дети? Был ли другой такой примерный
семьянин и честный труженик, как Сабирбек?..
— Значит, нам нужно ждать, пока Кожа женится?— Мама не выдержала и засмеялась.
— Не знаю, не знаю!— не унималась бабушка,— Знаю только, что в детстве все баловники, на то они и дети, а не
взрослые.
— Теперь мне все понятно!— Мамин голос зазвенел от возмущения.— Мальчик наслушается таких речей и
начинает ходить на голове! Немудрено, тут и взрослый бы не устоял...
В разговор вмешался мужской голос: — Здравствуйте! Как здоровье? Как дорога? От удивления и ужаса я чуть
не шлепнулся на землю прямо с крыши. Конечно, это был Ахметов — наш директор школы.
— Спасибо,— ответила мама,— не жалуюсь на здоровье. А как вы себя чувствуете, как поживает ваша матушка?
Мне почему-то казалось, что, как только Ахметов увидит маму, он сразу же начнет громко проклинать ее
беспутного сына и рассказывать самым мрачным тоном о его похождениях.
Вместо этого директор добродушно заметил:
— Человека, приехавшего с джайляу, отличишь из далека... Вы чудесно загорели. Я бы сказал — и помолодели...
Говорят, в этом году особенно хорошо на джайляу — немного дождей было...
— Да, год удачный,— подтвердила мама.
Мне даже немного обидно стало. Так быстро она остыла после горячего разговора обо мне.
— Я тоже собирался на джайляу,— рассказывал директор.— Хотел отдохнуть недельку, попить кумыс. Но все
дела, дела: то ремонт в школе, то методические конференции... Кстати, вы получили мое письмо?
— Да. Вот поэтому и приехала так спешно. Что мой негодник опять натворил?
— Не спрашивайте,— вздохнул Ахметов,— трудный возраст. Надзору мало.
Характер у парня невыдержанный.
Да тут еще эта дружба с Султаном. Очень дурное влияние...
— Я еще летом этого опасалась,— ответила мама.— Сразу же попросила его: прекрати дружбу с этим
лоботрясом... В один прекрасный день они появились у нас на джайляу — в каком, вы думаете, виде?.. Оседлали
одну лошадь двумя седлами...
Против моего ожидания, Ахметова это сообщение только рассмешило.
Вдруг голоса стали глуше и тише. Очевидно, беседующие отошли куда-то в
сторону. До ушей моих донеслось
только снова повторенное имя Султана.
Странный народ взрослые! Ну хорошо, Султан и в
самом деле сорвиголова и нечестный человек. Но к лягушке-то он не имеет никакого отношения!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
Наверно, самая грустная в книге.
Как мне теперь показаться на глаза маме? Я лежал, а сене до самых сумерек.
Что делать? Было ясно, что мама
приехала очень расстроенная и недовольная мною... Я готов был вынести сейчас любое наказание, лишь бы мама
была спокойна и весела. Но я понимал, что все это глупые фантазии. Разве может быть спокоен человек, если у
его ближнего беда? Я знал, что и бабушка украдкой плачет. А если она и заступалась за меня и возражала маме,
так только для того, чтобы уменьшить в маминых глазах величину нашего семейного несчастья.
Группа ребят играла в волейбол на полянке перед школой. Только темнота заставила их прекратить игру, и они
расходились по домам, обмениваясь веселыми шутками, хохоча и задирая друг друга. Почему судьба так
несправедлива к одним и так щедро одаривает других! Ни у одного из этих ребят нет такого горя, как у меня.
Никому из них не приходится прятаться в нору, как чесоточной собаке!
Из-за чего все это? Из-за какой-то дурацкой лягушки!
Но всему на свете приходит конец. Я соскользнул на землю по стене, выходившей на задворки, и сразу же
наткнулся на бабушку: с ведром в руке она направлялась доить коров.
— Эгей! Кожа! — закричала бабушка.— Г де ты бродишь? Мать приехала!
Бабушка! О славная бабушка! Она, несмотря ни на что, продолжала держать мою сторону, подошла ко мне и почти беззвучно прошептала:
— Мама очень сердита... Разговаривай с ней посмирнее.
Я вошел в комнату, ступая осторожно, словно шел по льду. В комнате было темно. Наверно, мама куда-нибудь
вышла.
В это время откуда-то из темноты послышался чей-то тяжелый вздох. Я вгляделся и различил на кровати силуэт
мамы. Она прилегла прямо в той же одежде, в которой приехала с джайляу.
Я подошел поближе:
— Здравствуйте, мама!
Она не ответила. Было тихо-тихо. Потом снова послышался вздох и всхлипывания.
Я осторожно дотронулся до маминой руки:
— Мама, не нужно плакать.
Мама медленно приподняла голову, достала платок и вытерла слезы.
— А что же мне еще делать?—спросила она.— Никогда не думала, что ты
вырастешь таким безобразником. И
каждый день ты становишься все хуже и хуже.. , Где пройдешь, там трава перестает расти... Никакого стыда.
Мама еще очень долго говорила. Признаюсь, я не очень вслушивался в ее
слова. Все, что говорила она, мне было
давным-давно известно. Это же самое говорили и учителя, и соседи, и
бабушка, и сама же мама. Удивило и
испугало меня другое — мамин тон.
Обычно все кричали и ругались. Мама тоже покрикивала и поругивалась. А сейчас она словно печально
рассуждала о ком-то, кого вовсе и не было в этой комнате.
Не знаю, дорогие читатели, бывало ли у вас когда-нибудь такое странное состояние, как у меня тогда. Его очень
трудно опирать. Но я всё-таки попробую сделать это.
Руки и ноги у меня словно сделались какими-то очень большими и перестали
слушаться. И я не знал, куда их
деть. Всюду они были лишними. Я начал переминаться с ноги на ногу, вздыхал, сердился и фыркал. И ничего не
мог сказать. Я не слышал слов, но мне было так больно, так тяжело от
маминого тона... Каждый звук ее голоса
словно разрезал пополам мое сердце. И я не мог прервать ее, я не мог даже попросить, чтобы мама перестала
говорить...
Наконец я не выдержал и начал всхлипывать.
Мой плач, как видно, еще больше расстроил маму. Она умолкла и тоже начала плакать.
Я сел в темноте прямо на пол, около кровати, пытался нащупать мамину руку и поцеловать ее. Но она молча
отдергивала руку и продолжала плакать.
Потом она подняла голову и вдруг спокойно, совсем спокойно спросила:
— Как же нам дальше жить, Кожа? Может быть, тебе и правда не стоит учиться?
— Мама!—закричал я, совсем как маленький ребенок.— Я больше не буду... не
