Русский язык у нас преподавала Анфиса Михайловна, тоненькая, очень высокая девушка, только в этом году

окончившая педучилище. Говорили, что она, кроме того, будет еще старшей пионервожатой. Не знаю, было ли это

чьей-нибудь выдумкой или правдой, но знаю, что она понравилась мне с первых же дней. Она всегда была

приветлива и, если в классе что-нибудь случалось, не думала сразу же, что это натворил Кожа Кадыров. Словом,

я решил показать себя перед этой учительницей с лучшей стороны. Я подумал, что моих способностей для того

хватит. Меня всегда хвалили за хорошее русское произношение, диктанты же я писал почти без ошибок.

Так как я не выучил стихотворения, то не мог найти себе места. «Вот ведь,— думал я,— совершенно честно и

искренне собирался быть хорошим учеником, а теперь, из -за нелепой случайности, должен показаться новой учительнице лентяем и тупицей».

Анфиса Михайловна вызвала Жанар. Тут дело сошло гладко. Разве Жанар придет когда-нибудь в школу, не

выучив урока? Этого еще не случалось. Она быстро и бойко прочитала стихотворение и села на место

Учительница поглядела в журнал. Так и есть. Сейчас она вызовет:

«Кадыров». Я так приготовился к этому, что

вздрогнул и удивился, услышав фамилию «Турсунбаев».

Турсунбаев — краснолицый, всегда словно сонный, медлительный мальчик. Сейчас он, как назло, отвечал быстро

и правильно. Ну что стоило ему запнуться. Теперь вся моя надежда была на кусок медяшки, крепко зажатый в

кулак, да на звонок. Вот как будто проскрипела дверь учительской. Это, наверно, дежурная нянечка вышла

оттуда с большим желтым колокольчиком... Нет, это не она. Кто-то другой вышел из учительской. Почему не дают

звонка? Готов спорить на что угодно, что сорок пять минут уже прошло...

Звонок... Нет, это прогрохотала на улице телега. Турсунбаев, неловко переваливаясь, шагает к своей парте.

Анфиса Михайловна заглядывает в журнал и вызывает:

— Кадыров!

Я медленно поднимаюсь с места, роняю тетрадку, нагибаюсь за ней и не спеша кладу ее на парту.

— Что ж ты молчишь, Кадыров?— спрашивает учительница.— Не приготовил урока?..

— Я?.. Я приготовил...

Слова мои заглушают веселые трели звонка.

— Ладно, садись,— говорит Анфиса Михайловна,—

спрошу тебя в следующий раз. А сейчас запишем домашнее задание.

Благополучно сошел и урок родного языка,

который преподавала Майканова. Но в самом конце, когда ребята уже записали в дневники, что задано на

завтра, учительница вдруг спросила меня:

— А почему ты вчера отсутствовал?

— На мельницу ездил,— быстро соврал я. Жантас, сидевший рядом со мной, Жантас, которому я сам дал это

место, вдруг захихикал.

— В чем дело?—строго спросила Майканова.— Что за смех?

— Почему же ты, Коиса, вез с мельницы не муку, а рыбу?— захихикал Жантас.

— Какую рыбу?— изумилась Майканова.

— Не знаю,— буркнул Жантас,— пусть он сам скажет...

—- В чем дело, Кадыров?

Конечно, мне следовало бы ответить Майкановой. Если говорить честно, я должен был бы извиниться, сказать,

что был на рыбалке с Султаном, и поклясться, что это случилось со мной в последний раз. Если покривить душой,

то мне следовало бы утверждать, что я все-таки был на мельнице, а мой сосед Жантас — клеветник и обманщик.

Во всяком случае, мне следовало бы разговаривать с Майкановой, а не с Жантасом. И языком, а не руками. Как

хорошо понимаешь все это некоторое время спустя! В ту секунду я был, однако, далек от всех этих справедливых

и умных мыслей. Я треснул Жантаса по шее с такой силой, что он клюнул носом в чернильницу и стал размазывать

по лицу фиолетовые подтеки вместе с бесцветными слезами...

— Кадыров!— крикнула Майканова.— Опять принимаешься за старое! Боюсь, что и в этом году между нами не

будет дружбы!

— Он все врет!— голосил Жантас.— Он прогульщик! Он вчера целый день рыбу ловил!

— После уроков я с тобой побеседую,— пообещала Майканова.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

О чем рассказано в этой главе, вы и сами узнаете, после того как ее прочтете.

Математик Оспанов заболел. Пришлось нам играть в волейбол вместо того, чтобы заниматься решением задач. Я ловко отбил мяч, упав на землю, встал, отряхнулся и поискал глазами среди зрителей Жанар. Но ее не было.

Наверно, она сидела в классе и читала книжку.

— Я поцарапал руку, пойду помою,— крикнул я ребятам и направился в школу.

Открыв дверь класса, я увидел Жанар... О, лучше бы я никогда ее не видел!

Рядом с девочкой сидел Жантас, и

они вместе рассматривали какой-то журнал с картинками. Жанар, услышав скрип двери, подняла голову, но

сейчас же снова принялась рассматривать журнал, как будто мое появление вовсе ее не касалось.

Жантас читал вслух. Это была какая-то статья о путешествии по Африке. Я был возмущен вдвойне. Во-первых,

как это случилось, что я сам не догадался принести в класс журнал и привлечь внимание Жанар интересной

статьей. Во-вторых, этот хитрец Жантас ничего не смыслил в географии.

Когда Рахманов ставил ему тройку, то

Жантас и этому был рад. Жантас, вероятно, даже и не знал, где находится

Африка, мысленно помещая ее где-то

между Северной и Южной Америкой, а сейчас он читал журнал с таким видом, как будто сам поехал с чешскими

путешественниками Зигмундом и Ганзелкой от Каира до Капштадта...

— Что это вы читаете?— спросил я. Мне не ответили.

— Что это за журнал?— повторил я, притягивая к себе обложку.

Жанар подняла на меня гневные глаза.

— Уходи. Не мешай.— Она сказала это очень спокойно.

Но, честное слово, лучше бы она ругалась и кричала. Меня словно ударили в лицо.

А Жантас продолжал читать, не обращая на меня никакого внимания.

Я прошел к своей парте. Самое глупое было то, что я не знал, что нужно мне делать, что предпринять. Чтобы

выиграть время, я принялся шарить в портфеле... Конечно, я ничего не нашел и, положил портфельна место.

— Идем играть в волейбол!— предложил я.

Жантас отрицательно покачал головой.

Я ругал себя последними словами. Почему же мне раньше не приходило в голову принести журнал и читать его вместе с Жанар! Ну и безмозглое же я существо!

Нужно признать честно — читал Жантас быстро и выразительно. И Жанар слушала внимательно и, видимо, с большим удовольствием.

Я снова выбежал на улицу. Зубы у меня от злости скрипели, как будто я их точил. А для чего точил, на