Начинается. Лучше бы я поехал к папе. Я открыл учебник и тетрадку, написал число, «домашняя работа» и номер упражнения. На подоконник приземлился голубь – может, тот самый, которому вчера не понравилась брокколи? Может, он выследил меня и долетел до бабушки? Голубь что-то прокурлыкал и посмотрел как будто на меня и как будто не на меня. По-моему, он имел в виду, что сочувствует мне. Я отложил ручку и начал вертеться в кресле. Может быть, ребенок – это не так уж и плохо. С ним можно будет играть. И смотреть мультики, которые я любил в детстве. Бабушка будет кормить его гречкой, а я – есть хлопья.

Как только я закончил последний пример, раздался звонок. Мама!

– Мама!

– Суслик, как ты?

– Я сделал математику.

– Бабушка тебе все рассказала?

– Он все время так кричит?

– Кто он?

– Мой брат.

– Бабушка не сказала тебе?

– Что?

– Это не брат.

– А кто?

– Сестра – кто же еще?

– Но ведь доктор говорил, что это мальчик.

– Похоже, он ошибся.

Я замолчал, потому что не знал, что сказать.

– Ты рад? – спросила мама.

– Мам.

– Что, милый?

– А как ее зовут?

– Ее зовут Маруся.

Глава 30

в которой мы с Девицей кое-что узнаём

Мама и Маруся должны были приехать еще через два дня.

– У меня дел невпроворот. – Бабушка тяжело вздохнула.

– А что ты будешь делать?

– Как – что? Гладить!

– Меня?

– Ползунки! Чепчики! Комбинезончики! Пеленки! Ты видел, какой ворох вещей твоя мать собрала?

– Учитывая, что они заполонили всю квартиру, это было сложно не заметить.

– Суп нужно сварить. Маме нельзя красное.

– В смысле?

– Чтобы аллергии у Маруськи не было.

– Ты так говоришь, как будто вы сто лет знакомы.

Бабушка подняла голову, так что очки сползли на кончик носа, и внимательно на меня посмотрела:

– Морковкин, ты что, ревнуешь?

– Ничего я не ревную. Просто первый раз услышал, как ты говоришь «Маруська». И это странно.

– Ничего странного. Привыкай.

И она ушла варить суп, а я взял телефон и позвонил Девице.

– Привет.

– Чё, ты как?

– Мне скучно.

– А ты где?

– У бабушки.

– Ясно. А чего к нам не поехал?

– Думаешь, меня кто-нибудь спросил?

– Хм. Чувствую, ты не в духе.

– Мне скучно.

– Это я уже поняла. Ладно, я сейчас с папой поговорю, и мы что-нибудь прикинем. Тем более что у нас с тобой есть важные дела. На связи.

Через пятнадцать минут мне позвонил папа, а еще через два часа заехал за мной.

– Ну, ты как? – спросил он совсем как Девица.

– Почему меня вдруг все стали об этом спрашивать?

– Как-никак важное событие. У тебя сестра родилась.

– Я ее еще даже не видел. Только на видео.

– И как?

– Орет.

– Довольно нормально для новорожденной.

Я посмотрел в окно. В соседнем ряду в красном «Пежо» на заднем сиденье ехала большая коричневая собака. Она улыбнулась мне и свесила язык.

Папа позвонил Девице:

– Мы скоро будем. Может, закажешь чего-нибудь на ужин?

– Пиццу норм?

– Да-а-а-а! – закричал я сзади.

– Понял, – сказала Девица.

К папе мы приехали одновременно с курьером, поэтому он отдал нам коробки с пиццей прямо внизу, у подъезда. «Пепперони» мне, «Маргарита» папе и «Четыре сыра» Девице.

Мы с Девицей залезли с ногами на диван, положили рядом коробки с пиццей и открыли компьютер.

– Короче-мороче. Я кое-что нашла.

– Как нашла?

– Ну как-как. Стала смотреть всякие книги про дворянство в Ярославской губернии, нашла несколько справочников. Ну и сколько там николайпалычей, живших именно в это время? Раз-два и обчелся. Тем более тех, у кого было имение в этом… Как его…

– Некоузе?

– Вот именно.

– И?

– И вот, гляди. – Она открыла одну из вкладок.

Николай Павлович Егоров (1789–1835). Родился 12 марта в имении Аркадьево Мологского уезда Ярославской губернии в дворянской семье. Отец – отставной майор, губернский предводитель дворянства Павел Сергеевич Егоров.

С первых дней участвовал в Отечественной войне 1812 года в составе 1-й Западной армии в звании генерал-майора. В Бородинском сражении был тяжело ранен в левую руку. Награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. После войны оставил службу и вплоть до смерти жил в Аркадьево. Писал стихи и прозу, интересовался историей и литературой, переводил Петрарку и Вергилия, увлекался живописью.

– Это точно он, – сказал я, доедая четвертый кусок «Пепперони».

– Мне тоже так кажется. А еще я нашла, что есть человек, который написал кучу статей и книжек о ярославском дворянстве первой половины девятнадцатого века.

– Ого.

– Да, и я даже нашла его в фейсбуке[39].

– Ты ему написала?!

– Написала.

– Он ответил?

– Ответил. Оказывается, наш Николай Павлович был довольно известным человеком. У него однажды даже Пушкин останавливался.

– Опять Пушкин.

– Почему опять?

– Неважно. И что дальше?

– В общем, он сообщил, что в Ярославском художественном музее даже сохранились его картины.

– Ого!

– Ого. Ну а ты посмотрел что-нибудь про Демидовский лицей?

Чертики-бортики, я совершенно забыл про это.

– Ясно. Давай вместе погуглим. Так, вижу, что Демидовским лицеем он стал называться уже позже, в начале 1830-х годов. Вот, смотри.

18 июня (6 июня по юлианскому календарю) 1803 года вышел императорский указ об открытии в Ярославле Высших наук училища. Инициатива его создания принадлежала известному меценату…

– Бла-бла-бла, пропускаем, дальше:

Первыми преподавателями были К. И. Яниш, Ф. А. Шмидт, И. Д. Вильке, В. О. Шишацкий, И. Е. Срезневский. В 1815 году к ним присоединились Н. А. Лисистратов, А. Г. Шиллер, Р. Д. Алтуфьев, А. Л. Морковьин, Г. А. Нерестов.

– Никакого Каротта, – сказал я разочарованно.

– Нда. Фиаско, – согласилась Девица. – Может, у наших французских коллег нашлось что-то интересное. Не унывай.

– По-моему, тебе стало даже интереснее, чем мне.

– У тебя сейчас трудное время.

– Почему?

– Ну как-никак важное событие. У тебя сестра родилась.

Ну вот. Начинается.

Глава 31

в которой внутри все сжимается

В среду я не пошел в школу. И Макс тоже. Вместо этого мы сели в машину и поехали в роддом. По дороге Макс купил огромный букет роз и положил рядом со мной на заднее сиденье.

– Волнуешься? – спросил он.

– Не знаю.

– А я очень.

– Почему? Мама же уже родила, и ничего плохого не случилось.

– Не в плохом смысле, а в хорошем. Понимаешь? Когда внутри все сжимается от счастья.

– У меня ничего не сжимается, – пожал плечами я.

Макс улыбнулся и остановил машину.

– Приехали.

Роддом оказался обычным домом, похожим на школу или поликлинику. У входа на асфальте было написано огромными буквами: «ЛЮБИМАЯ, СПАСИБО ЗА СЫНА!». Мы вошли внутрь.

– А тех, кто выписывается, тут встречают? – спросил Макс у охранницы.

– Фамилия? – сказала она так,