что их положение не станет хуже в случае поражения Рейха, поскольку им нечего терять. С другой стороны, были и те, кто все еще верил, что есть шанс, что ситуация изменится в пользу Германии, и жаждал мести.[237] Однако надежды на перелом в войне не оправдались после того, как в середине июля 1944 года были запущены ракеты V1 и V2 (V означает «ответный удар» — Vergeltung), которые не оправдали ожиданий.

Отто Майсснер утверждает, что «уникальным оружием, которым действительно обладала Германия, был ум ее министра пропаганды».[238] Геббельс часто посещал фронт и лично встречался с солдатами и командирами. Во время одного из своих визитов он выступил перед солдатами и сказал, что они являются героями, вписавшими великую главу в историю войны с помощью атакующих качелей (Angriffschwung): «Никогда не наступит время, когда мы сдадимся, и в истории не было примера, когда народ, потерпевший поражение, не решил идти на верную гибель самостоятельно».[239] После этого визита он записал в своем дневнике: «Вот толпа, действительно готовая принять мои взгляды. Моя речь была только о борьбе и стойкости». Он также написал, что, по его мнению, боевой дух солдат был велик, как в старые добрые времена. «Я укрепил их рядом убедительных исторических примеров… можно только представить себе, какое влияние оказывает такая речь в подобном собрании. Я чувствую себя очень счастливым и безмятежным».[240]

В отчаянной попытке предотвратить поражение в конце 1944 года были созданы отряды фольксштурма — «Народный штурм» — для последнего сопротивления. Эти подразделения состояли либо из очень молодых, либо из очень старых мужчин, так как все остальные были на фронте. Их главной задачей была оборона Берлина. Об этих подразделениях быстро появились шутки; их членов описывали как «людей, которые носят спортивные ружья и штиблеты».[241] Земмлер также записал в своем дневнике: «Берлинские подразделения фольксштурма находятся на фронте. У них нет ничего, кроме оружия. Все понимают, что это безумие».[242]

В это время было создано движение Werwolf- «человек-волк», однако оно было направлено не против врагов Германии, а против собственных граждан. Роль этого партизанского движения заключалась в поиске и уничтожении дезертиров и предателей родины и саботаже действий Красной Армии.[243] В конце войны солдаты Werwolf еще больше усилили атмосферу страха и ужаса на улицах Германии. Их лозунг гласил: «Ненависть — наша молитва; месть — наш боевой клич!». И вот те, кто пытался уклониться от призыва в армию для борьбы с большевиками, оказались на стороне своего собственного народа.

* * *

На заключительном этапе войны, когда Гитлер молчал в средствах массовой информации, Геббельс продолжал задавать тон и обращаться к немецкому населению в защиту режима. Однако в тот трудный час гражданское население стремилось услышать Гитлера и найти в нем источник утешения и безопасности. Его молчание беспокоило их, и он, со своей стороны, ждал значимой военной победы, чтобы выступить с речью. В письме Гиммлеру Готтлоб Бергер (1896–1975), высокопоставленный сотрудник министерства обороны рейха, жаловался, что «доктору Геббельсу больше нельзя верить… Я считаю, что фюрер должен выступить перед народом, чтобы простой человек, который преданно и храбро выполняет свой долг… и остается верным ему [Гитлеру], мог найти убежище от наших бед».[244]

Геббельс до конца войны сохранил два твердых убеждения: ненависть к евреям и преданность Гитлеру (Gefolgschaftstreue). Даже за несколько дней до своего самоубийства Геббельс продолжал проповедовать своему народу сопротивление любой ценой: «Война подошла к той черте, когда нас могут спасти только величайшие усилия всей нации и каждого человека в отдельности… все мужчины, женщины и дети должны сражаться с беспримерным фанатизмом… ни одна деревня или город не должны сдаваться врагу… пока мы полны решимости сопротивляться любой ценой, мы будем непобедимы», — добавил он позже. «Это основа нашей окончательной победы. Сейчас это может показаться неразумным, но это не так: окончательная победа будет за нами. Мы добьемся ее кровью и слезами, но она оправдает все принесенные нами жертвы».[245]

Геббельс, назначенный руководителем механизма пропаганды и просвещения Третьего рейха, выполнил свою роль, завладев немецкими массами. Пропаганда, которую он распространял, на самом деле была проповедью разрушения — уничтожения врагов Германии, которое на заключительном этапе войны превратилось в самоуничтожение. Он призывал немцев продолжать борьбу и сопротивление, поддерживая убийственный механизм против евреев даже тогда, когда сами немцы были потеряны, и тем самым заставляя их еще глубже погружаться в собственную погибель.

Глава третья

Der Untergang[246]

В последний год Второй мировой войны участились нападения союзников на гражданские объекты в Германии, достигнув пика в результате бомбардировки города Дрездена 14 февраля 1945 года. В результате этой бомбардировки погибли десятки тысяч жителей, а город был почти полностью разрушен. С января по апрель 1945 года на гражданские и военные объекты в Германии было сброшено около 471 тысячи тонн бомб. На следующий день после бомбардировки Вюрцбурга, в ночь на 17 и 18 марта, Геббельс записал в своем дневнике: «Из Вюрцбурга пришло мрачное сообщение. Недавний террористический налет на город уничтожил все памятники культуры и 85 % жилья. Вюрцбург был городом, который до сих пор оставался неуязвимым для вражеских воздушных налетов. Таким образом, последний центр немецкой культуры превратился в пыль и пепел. Если когда-нибудь нам повезет, и эта война останется позади, нам придется начинать все с самого начала. От старого мира мало что останется».[247]

20 апреля 1945 года, в последний день рождения Гитлера, Берлин подвергся огненному удару. В течение последних месяцев граждане избитой Германии были вынуждены терпеть ужасы, но в бункере фюрера не было никаких реальных попыток заставить их прекратить. И это несмотря на то, что высшее руководство признавало мрачное настроение населения, как писал Мартин Борман своей жене 2 апреля 1945 года: «…Самое ужасное — это отчаяние, которое овладевает всеми — и гражданскими лицами, и солдатами — в связи с ощущением, что «сопротивляться больше бесполезно». Я неоднократно обращал внимание фюрера на разрушительное воздействие бесконечных воздушных налетов на моральный дух граждан и солдат». Даже Борман понимал, что Гитлер не изменит своей политики, и поэтому он писал далее: «Мы поклялись выполнять свои обязанности, как бы то ни было. Если нас, как древних нибелунгов, приговорят к уничтожению… мы пойдем на смерть гордо и с гордо поднятой головой!».[248]

Эти цитаты двух самых близких к Гитлеру людей свидетельствуют об атмосфере, царившей на вершине нацистского руководства в