Шрифт:
Закладка:
Это также было связано с результатами нацистской пропаганды, которая подчеркивала важность первой позиции немцев против поражения. Рудольф Хёсс, комендант Освенцима, писал в своих воспоминаниях, что к концу 1944 года было очевидно, что все потеряно, но Геббельс продолжал говорить о победе Германии. «Даже когда у меня росли тяжелые сомнения, — писал Хёсс, — я не должен был сомневаться в окончательной победе. Я должен был верить в это, хотя мой человеческий здравый смысл прямо говорил мне, что мы должны были проиграть именно так… Никто не осмеливался говорить об этом своим товарищам. Не потому, что боялись быть осужденными за пораженчество, а потому, что никто не хотел верить в то, что это правда. Этого не могло быть, чтобы наш мир был уничтожен». Именно поэтому его подчиненные в лагере смерти продолжали свою стремительную работу. Тех, кто отлынивал, говоря, что это ничего не изменит, наказывали.[249]
Человеком, совершенно слепым к суровой реальности, не замечающим ее, был сам Гитлер. Его зацикленность на достижении победы в войне и завершении своих расистских целей сделала фактор оставшегося времени войны очень значительным. Упрямый отказ видеть реальность был, по мнению Яна Кершоу, главным фактором затягивания войны до окончательного поражения Германии.[250] Пережив одно покушение, Гитлер постоянно опасался нового покушения и был уверен, что окружающие его люди — предатели и заговорщики. Давление времени, под которым он находился, затрудняло проведение политических и военных расчетов. Даже когда он знал, что стратегическое преимущество перешло к его врагам, он отклонял любые предложения о переговорах и оставался непреклонным в продолжении войны.[251] Он был настойчив до самого конца, о чем свидетельствовал Геббельс за несколько дней до окончательного поражения: «Фюрер неустанно увещевает генералов продолжать сопротивление и использовать любые средства, чтобы отправить на Западный фронт больше батальонов. Он звонит каждому генералу индивидуально, почти каждый день, и разъясняет им, что поставлено на карту, каковы их обязанности и обязательства». Геббельс считал, что одни только военные действия не будут эффективными и что нужно действовать для поднятия боевого духа и укрепления народа: «Я считаю, что было бы лучше, если бы фюрер обратился непосредственно к народу, поскольку именно в этом кроется самая основная форма сопротивления… ситуация такова, что только слово фюрера может снять эмоциональный кризис, который сейчас переживает народ».[252]
Пропаганда Геббельса подчеркивала, что в самый темный час нации граждане должны пойти на самые большие жертвы: «Германия должна жить — даже если мы должны умереть!».[253]
Несмотря на бомбардировки союзников и тяжелое положение, в котором находился немецкий народ, руководство пыталось сохранить внутреннее единство немецкого сообщества, как на фронте, так и дома. Тех, кто не выполнял свой долг, представляли как предателей.[254] Немецкое гражданское население должно было объединяться, служить своего рода утешением для семей, потерявших своих близких, и они знали, что в такие суровые времена все немцы разделяют общую судьбу и что они не одиноки в своем горе и печали.
В последней радиоречи Геббельса, произнесенной 21 апреля 1945 года, на следующий день после дня рождения Гитлера, он обратился к «защитникам Берлина, к вам обращены взоры ваших жен, матерей и детей. Они доверили свою жизнь, свое счастье, здоровье и будущее в ваши руки. Вы знаете, какая задача стоит перед вами, и я знаю, что вы профессионально доведете ее до конца. Настал момент истины. Я останусь со своей командой в Берлине. Моя жена и дети здесь, и они останутся. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы набрать людей для обороны столицы Рейха. Мои мысли и действия всегда будут с вами, и мы отвергнем нашего общего врага. Мы должны остановить монгольскую орду у ворот нашего города. Наша борьба станет сигналом для всего народа подняться и сражаться с железной решимостью. Полные фанатичной воли не допустить, чтобы столица Рейха досталась большевикам, мы будем работать и сражаться вместе».
В то время как население пребывало в отчаянии, страхе и пораженчестве, Германия переживала кризис лидерства. Гитлер уединился, оторвавшись от внешнего мира и погрузившись в мир фантазий. Он был подавлен и чувствовал, что «кроме фрау [Евы] Браун, никто не согласится долго жить с ним по своей воле…», как вспоминал Шпеер.
В те тяжелые времена Гитлер решил осуществить мечту своей юности и вернуться к работе художника, архитектора, который будет восстанавливать его любимый город Линц, а не политика и лидера, роль которого заключалась в заботе о благополучии своего народа.[255] По приказу Гитлера архитектор Герман Гислер построил миниатюрную модель города Линц. Модель была готова 9 февраля, и когда Гитлер находился в своем бункере, он навязчиво ходил вокруг нее и осматривал ее. Казалось, он мог отчаяться в немцах, которых он винил в своем положении, потому что они были недостаточно сильны, и поэтому он пренебрегал ими. Доклады агентов СД о настроении населения в то время действительно показывали, что «миф о Гитлере» начинает ослабевать.
Геббельс, знавший о нестабильном состоянии Гитлера, считал себя самым важным человеком в рейхе и лидером, наиболее близким к народу, и надеялся, что именно таким он войдет в книги по истории. В то время как другие лидеры нацистской партии начали готовить себе алиби на следующий день после поражения, Геббельс остался при своем мнении и верил, что это сделает его национальным героем.
На последнем этапе войны казалось, что военную политику Германии диктуют не военные эксперты, а политики и идеологи. По словам немецкого историка Вильгельма Дейста, для гитлеровских военачальников война оставалась вопросом сражений, и, как это ни трагично, их талант и тактические способности лишь способствовали продлению апокалипсиса. В начале 1945 года предпринимались попытки отправить как можно больше способных мужчин на фронт и на работу по производству боеприпасов. Этот шаг не помог выиграть войну, а лишь продлил жизнь режима и страдания немцев.
Последний год характеризовался правительственным хаосом, вызванным, в частности, стилем жизни и работы Гитлера: его нетрадиционными ночными рабочими часами, длительными отлучками из нервного центра Берлина (большую часть времени Гитлер проводил в своем «Волчьем логове», Вольфшанце, в Восточной Пруссии), его нетерпимостью и склонностью к драматизму и чрезмерным реакциям, его отстраненностью и отсутствием участия в происходящем в Рейхе, а также его нестабильным и непредсказуемым поведением. Все это было спроецировано на поведение всего нацистского руководства и привело к трещинам в режиме.