попытаетесь устранить или, по крайней мере, приручить определенные части вашего партнера, которые вам угрожают. По иронии судьбы часто именно они привлекали вас в первую очередь. Социолог Франческо Альберони описывает одну из версий этой связи.

Всякий раз, когда мы влюбляемся, другой человек кажется нам богатым, с изобильной жизнью. Возлюбленный — всегда жизненная сила, свободная, непредсказуемая, полиморфная. Она похожа на чудесное дикое животное, необычайно красивое и живое, природа которого заключается не в том, чтобы быть послушным, а в том, чтобы бунтовать, быть не слабым, а сильным. Та, кого мы любим, привлекает и доставляет удовольствие именно потому, что она обладает этой силой, свободной и раскрепощающей, но в то же время непредсказуемой и пугающей. Вот почему тот, кто больше напуган, налагает на другого множество ограничений, маленьких жертв, и все это в основном направлено на то, чтобы сделать того нежным, безопасным и безобидным. И другой постепенно принимает их. У нее есть друзья, но она решает не встречаться с ними; раньше она путешествовала, но теперь остается дома; прежде она любила свою профессию, но теперь пренебрегает ею, чтобы посвятить себя возлюбленному. Чтобы не ранить его, она незаметно уничтожает все, что может его расстроить. Она совершает множество мелких отречений, но не всерьез. Она делает это с удовольствием, желая, чтобы ее возлюбленный был счастлив, и она старается быть такой, какой он хочет ее видеть. Постепенно она становится домашней, доступной, всегда готовой, всегда благодарной. Так чудесный дикий зверь превращается в домашнее животное; тропический цветок, вырванный из почвы, вянет в маленькой вазе у окна. И любовник, который попросил ее стать такой, потому что хотел, чтобы его успокоили, поскольку новый опыт напугал его, в итоге теряет в ней то, что ранее искал и нашел. Та, что стоит перед ним, уже не та, в кого он влюбился, именно потому, что тогда она была другой и живой. Он попросил ее создать себя на основе его страхов, и теперь он сталкивается с результатом этих страхов — ее ничтожеством — и больше не любит ее[25].

Чтобы рассмотреть ситуацию в рамках IFS, предположим, что у меня есть изгнанники, которые чувствуют себя слабыми и никчемными и застряли в глухом углу. Я влюбляюсь в вас — в вашу жизненную силу, уверенность и независимость, — потому что вы даете моим изгнанникам надежду на спасение. И все же из-за того, что эти части меня чувствуют себя слабыми и никчемными и не могут поверить в свою удачу, а кто-то вроде вас захотел быть со мной, я постоянно боюсь, что вы найдете кого-то лучше и бросите меня. Следовательно, те же качества в вас, которые я так люблю, становятся угрожающими, и мои защитники приступают к работе, чтобы подорвать вашу уверенность в себе, обуздать вашу независимость и высосать вашу жизненную силу. Пройдет немного времени, и наши отношения превратятся в арену для открытых или тайных сражений.

Сражения будут скрытыми, когда, как в сценарии Альберони, вы поддадитесь моему проекту укрощения и мне удастся превратить в неоизгнанников все ваши живые части. Однако они никуда не исчезают. Вместо этого они начинают подпольную (неосознанную) партизанскую войну, чтобы разрушить нашу связь. Например, вы можете обнаружить, что по непонятным для вас причинам у вас иссякает сексуальное влечение, развиваются расстройство пищевого поведения или проблемы с алкоголем, вы становитесь одержимы работой или детьми либо боретесь с постыдным желанием завести роман на стороне.

При этом мои изгнанники теряют любовь, потому что ваша одомашненная версия больше не обещает, что сможет вытащить их из омута унылой никчемности. Наоборот, мне удалось втянуть в него вас. Поэтому я начинаю критиковать разные ваши черты: отсутствие влечения ко мне, пьянство либо отсутствие спонтанности или инициативы. При этом я остаюсь ревнивым и контролирующим, тщательно следя за тем, чтобы ваши «чудесные качества дикого животного» не вернулись к власти.

И наоборот: если ваши части будут сопротивляться моему проекту, наш путь окажется откровенно каменистым. Состоится много жарких споров на тему «Почему ты пытаешься изменить меня?». Вы начинаете юлить — заводите тайные отношения и лжете мне о том, где вы были, расточительно тратите деньги или иным образом громко восстаете против моих попыток утвердить свою власть. Я же наращиваю усилия, чтобы контролировать ваш сбежавший поезд. Я постоянно слежу за вашими действиями, подозрительно расспрашивая о том, куда вы идете или где были. Я становлюсь детективом по взаимоотношениям, проверяю вашу электронную почту и текстовые сообщения, просматриваю отчеты с вашей банковской карты, задаю вопросы с подвохом, когда вы поздно возвращаетесь с работы. Я подкрепляю свое кипящее праведное презрение к вашему поведению угрозами и ультиматумами. И я ненавижу вас за то, что вы заставляете меня играть эту роль.

Существует множество различных версий этого танца неоизгнания, и все они подпитываются тревогой оставления одного или обоих партнеров, которая, в свою очередь, вызвана чувством собственной никчемности. Как выразилась писательница Лора Кипнис, «мы простираемся ниц перед порталами любви, стремясь попасть в них, подобно тем, кто стремится попасть в общество, ожидающим очереди у входа в какой-нибудь эксклюзивный клуб, надеясь получить допуск в его роскошные покои, тем самым подтверждая нашу истинную ценность и делая нас интересными самим себе»[26]. Перспектива оказаться брошенными так пугает отчасти потому, что в западной культуре одиночество подразумевает клеймо нелюбимого неудачника. Американская летчица и писательница Энн Морроу Линдберг хорошо описывает это: «Насколько человек ненавидит считать себя одиноким. Как этого можно избежать. По-видимому, это подразумевает неприятие или непопулярность. Ранняя тихая паника все еще цепляется за это слово. Кто-то боится, что останется сидеть в одиночестве на стуле с прямой спинкой, а популярные девушки, которых уже выбрали, кружатся по танцполу с партнерами с горячими ладошками»[27]. Чтобы избежать такого положения, многие люди соглашаются на партнеров, которые им явно не подходят, и продолжают танцевать с ними многие годы, несмотря на то что они несчастны.

Если бы мы не были такими тревожными

Чтобы избежать описанных выше моделей поведения, некоторые партнеры пытаются избавиться от тревоги и попадают во власть защитников, которые не позволяют им глубоко заботиться о другом или вкладывать много сил в отношения. «Ну и что, если он уйдет? Со мной все будет в порядке!» При таком подходе вы не окажетесь в роли детектива/контролера, у вас, вероятно, будет больше власти в отношениях из-за правила наименьших инвестиций: тот, кто меньше вкладывает в продолжение отношений, может контролировать их условия. Иначе говоря, ведя себя так, будто вы