«Леонард, у вас сложилось обо мне какое-то романтическое представление. Правда в том, что я создала человеческих существ для развлечения. И рассчитываю получить свое. В моих краях ужасно скучно. Я жду, что люди будут меня развлекать и что будут благодарны за возможность продолжить свое существование, которую я им предоставляю».

«В катехизисе говорится не совсем так».

«Катехизис – это инструмент, который церковь использует, чтобы заполучить новых спонсоров для своих коммерческих проектов, спонсоров, надеющихся с помощью нескольких банкнот и пары заученных молитв, исправить собственные грехи. Мне кажется, нет смысла вам это объяснять, Леонард».

«Хорошо, я уловил суть, Лиза. Не будем отвлекаться. Значит, для вас важна благодарность других. А еще?»

«Развлечение».

«Ага, понял. В конце концов, кто не любит развлекаться? А как вы развлекаетесь?»

«Наблюдаю за людьми, которые вытворяют разное. Для меня все равно, что смотреть сериал: есть плохие, есть хорошие. Но последнее время стало как-то серовато: мало хороших, плохие – не такие уж плохие, инертная масса. И столько, столько посредственности».

«Инертная масса?»

«Да, бо́льшая часть человечества прозябает. Меня это бесит. Им следовало бы бунтовать, злиться, уворачиваться от ярма. А они, наоборот, послушно строятся в шеренги, дают кормить себя всякой дрянью, позволяют собой манипулировать горстке хитрецов. Не вижу ничего интересного. Я ждала немного больше пыла, ради всего святого. Когда прошли последние революции? Несомненно, мне известно, чем все кончится, но все равно увлекательное зрелище. Сегодня революции творятся в соцсетях, с дивана. Кажется люди поднимают свой зад, лишь когда судья по ошибке назначает штрафной их любимой команде. Ничтожества».

Трудно не признать ее правоту.

«Хорошо, Лиза, и это я тоже могу понять. Есть еще что-то важное, кроме благодарности и развлечения? Вы сейчас рисуете образ Бога, от которого побледнело бы немало верующих», – добавляю я. Я бы не прочь углубиться в тему, но не хочу отклоняться от ее фундаментальных ценностей.

«Ну, если они столько лет велись на историю с белобородым стариком, создающим людей из праха, это детский сад. Протянут еще на сказках о ласковом Боге, если я не решу закончить этот спектакль и заняться другим».

Сложно удержаться от комментариев, но я хочу сохранять трезвость ума.

«Благодарность, развлечение и… что еще, Лиза?»

Она обдумывает. Прежняя сигарета уступила место новой. Она вдыхает дым. Смотрит и вдыхает, в своем жутком жакете.

«Что еще, Леонард? Хороший вопрос».

Тишина.

«Месть. Вот, что мне на самом деле нравится. Месть. Вся эта чушь про подставить другую щеку не для меня, уж поверьте. Она годится для хороших и добрых людей, чтобы не слишком протестовали. Вроде идиотки Золушки, запертой на чердаке собственного дома, в рабстве у трех мегер. Вместо того чтобы взбунтоваться против своих тюремщиц, она поет целый день. У вас действительно искаженное представление обо мне и об образе моих мыслей, Леонард. Может, если бы я открыла, какая я на самом деле, вы сумели бы изменить мнение и хоть как-то начать соответствовать».

14 января 2017, 13.00

Не знаю, как оно работает с мамами, но для пап чувство вины – достаточно сильная штука. Мне пришлось отложить обед с моей малышкой, и я чувствую себя последним подлецом. Максимум, что я сумел сделать – пообещать, что встречусь с ней сразу, как освобожусь, и посвящу ей остаток дня. Я ее увижу, но неприятное чувство в животе никуда не делось. Когда речь заходит о ней, мне всегда трудно понять, как правильно поступить.

Каждый раз начинается борьба между желанием дать ей все, чего только захочет, ведь она моя дорогая крошка, и стремлением быть твердым и справедливым отцом. Я очень стараюсь, но не всегда четко вижу границу и колеблюсь. Если бы у меня с ней получалось так же хорошо, как с моими клиентами, я, без сомнения, спал бы спокойнее. Самое смешное, что я знаю, почему мне тяжело. По этой же причине тяжело стольким людям: дело в том, что когда тебя с детства учат угождать другим, ты склонен продолжать это делать всегда, даже в ущерб себе самому. Я прекрасно понимаю, что самым мудрым решением было бы подумать о том, что правильно; о том, от чего нам станет лучше; о том, что будет самым полезным в этом контексте. Но создаваемая динамика так сильна, что иногда мы живем как будто в чистилище, зная, что делать, но в то же время осознавая, что поступим по-другому. Может, это чувство вины, может потребность быть принятым, а может, страх быть отвергнутым: вдруг она перестанет со мной разговаривать? А если она от меня отдалится?

Подобные вопросы, вне зависимости от их осознания, способны пошатнуть мою решимость. Я знаю, что лучше вести себя иначе, но знать и сделать – не одно и то же. И знаю, что когда действуешь последовательно и ради своего блага, потом становится лучше всем. Я об этом осведомлен. И должен признаться, иногда ужасно тяжело. Но так же мне хорошо известно, что когда я чувствую, что тяжело, значит, настал самый подходящий момент это сделать. Если бы меняться было легко, не было бы в этом такой необходимости.

Пока я погружен в свои мысли, подходит официантка и ставит передо мной на белый стол, рядом с чашкой мятного чая, прекрасное блюдо: хумус и салат с гречкой и черной капустой под кисло-сладким соусом. Мы сидим в моем любимом ресторане в Ноттинг-Хилле: простая обстановка светлых тонов, качественная пища, возможность – по желанию – взять обед на вынос и, когда позволяет погода, съесть его на лавочке в саду, расположенном прямо напротив.

Перед Люцифером чашка кофе американо. Он говорит, что предпочитает легкий обед. Однако я подозреваю, что он не большой любитель веганской кухни. В конце концов, вполне соответствует персонажу. Представляете себе Люцифера вегетарианца? Мне сразу рисуется, как он поедает бифштекс с кровью из быка абердин-ангусской породы. Люцифер и сегодня очень элегантен: черный костюм, жилет, ботинки так блестят, что мне не помешали бы солнечные очки. Он смотрит на меня и улыбается. И когда он улыбается, я думаю, что мог бы убить за