Сам царь в преддверии генерального сражения, похоже, не сомневался в близкой возможности управляемого полёта и даже написал Ростопчину подробную инструкцию: «Как только Леппих окончит свои приготовления, составьте ему экипаж для лодки из людей надежных и смышленых, и отправьте нарочного с известием к генералу Кутузову… Я уже сообщил ему об этом предприятии. Но прошу внушить Леппиху быть очень внимательным, когда он будет опускаться первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки неприятелю. Необходимо, чтобы он согласовал свои действия с действиями главнокомандующего… Скажите ему также, чтобы был осторожен, спустившись на землю, дабы он не был окружен и изучен любопытными армейцами, среди которых может оказаться какой-нибудь вражеский шпион…»

Не удивительно, что за четыре дня до битвы у Бородино фельдмаршал Кутузов написал губернатору Ростопчину: «Государь император говорил мне об еростате, который тайно готовится близ Москвы. Прошу мне указать, можно ли им будет воспользоваться и как его употребить удобнее. Надеюсь дать баталию, чтобы неприятелю ход к Москве воспрепятствовать…»

Заражённый царским оптимизмом Ростопчин даже приготовил объявления-афиши, предупреждающие москвичей об испытательном полёте аэростата – «чтобы, увидя его, не подумали, что это от злодея». Увы, но аэростат так и не полетел – он дважды отрывался от земли, но тяги не хватало на тяжелую гондолу с экипажем из десятков гребцов при грузе пороховых ракет и бомб, а «рессоры» с лопастями, призванные воспроизводить механику и аэродинамику птичьего полета, постоянно ломались. К тому же при том уровне техники даже наполнение водородом огромной «рыбы» занимало более недели.

Кутузов так и не увидел «еростат» над Бородино. За сутки до вступления Наполеона в Москву губернатор Ростопчин в заметном отчаянии писал царю: «С прискорбием извещаю о неудаче Леппиха… Последовали бесконечные затруднения. Потребовалось какое-то особенное железо, крылья оказались слабыми. Большая машина не готова, и, кажется, надо отказаться от надежды на успех. Менее всего, конечно, можно пожалеть об истраченных деньгах. Леппих – сумасшедший шарлатан, а Алопеус слишком был увлечен своим финским воображением…»

«Чудовищный воздушный шар…»

Заметим, что провал потерпели не только потуги создать бомбардировщик, но и все попытки сохранить тайну. Вопреки стараниям Ростопчина, дворянские и купеческие нравы той эпохи просто не позволили это сделать. Студент Московского университета Василий Шнейдер (кстати, в том 1812 году репетитор Грибоедова, будущей величины нашей литературы) оставил мемуары о том, как без больших трудов проник к месту постройки аэростата. Студент жил в доме купца, выгодно поставлявшего материалы для изделия Леппиха, и, движимый любопытством, упросил домохозяина захватить его с собой в эпицентр секретности.

«Мы проехали несколько караулов… – писал Шнейдер позднее. – Я оказался в доме, великолепные залы которого были превращены в мастерские и по роскошным паркетам разбросаны были разные материалы и инструмент. Перед окнами на дворе висела гондола и какие-то большие крылья…»

Студент был явно не единственным, кто смог тем летом удовлетворить своё любопытство. Так что в армии Наполеона знали про «чудовищный воздушный шар» – именно так определил секрет Александра I адъютант французского императора Филипп де Сегюр. Дипломат из наполеоновской свиты Коленкур прямо пишет, что накануне Бородинской битвы Наполеону «сообщили много сведений о зажигательном воздушном шаре, который, как уверяли, должен был погубить французскую армию, внести в её ряды беспорядок и разрушение».

Когда русские войска оставили Москву, отряд французских жандармов по приказу Бонапарта осмотрел дворец, недавно служивший мастерской. Обнаружили сотни ёмкостей с «купоросом» для приготовления водорода и сожжённую при эвакуации гондолу. Пропитанную ценным лаком огромную оболочку по приказу Ростопчина, несмотря на его разочарование провалом, всё же успели вывезти подальше от захватчиков. На 136 телегах, вместе с Леппихом и его работниками, её той осенью доставили в Нижний Новгород.

Тем временем в окрестностях бывшей воздушной мастерской французские жандармы похватали несколько десятков первых попавшихся крестьян. Но каких-то толковых сведений про «чудовищный шар» от малограмотных селян не добились – и несчастных быстро расстреляли, объявив «поджигателями» Москвы. Ушедшему с русскими Леппиху повезло куда больше. Уже в конце 1812 года он добрался до Петербурга, где ещё год доказывал, что его проект возможен – надо только облегчить гондолу, подобрать нужную сталь для «рессор» и т. п. Царь Александр I какое-то время колебался, всё ещё не желая отказаться от столь желанной идеи воздушного бомбардировщика. Но осенью 1813 года накануне грандиозной битвы под Лейпцигом (где с обеих сторон сошлись более полумиллиона солдат!) подчинённый скептическому Аракчееву генерал Дмитрий Вындомской, главный аудитор русской армии, убедил царя, что война и так слишком дорога, чтобы в преддверии окончательного разгрома Наполеона продолжать тратить деньги на сомнительные опыты.

Леппих покинул Россию без славы, но явно с каким-то капиталом – по окончании войны он купил поместье в Баварии, где еще пять лет, до самой смерти, упорно пытался соорудить свой управляемый крыльями аэростат. У нас в стране про его эпопею забыли, лишь спустя десятилетия Лев Толстой в романе «Война и мир» написал несколько едких строк о том, как Пьер Безухов накануне Бородинского сражения «для того, чтобы развлечься, поехал смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага…»

Глава 11. Бородино: пейзаж после битвы…

Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвою.

Наполеон

Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны.

М. И. Кутузов

О самых страшных итогах знаменитого сражения

Знаменитое сражение окончилось 26 августа (старого стиля) к шести часам вечера, отдельные стычки и перестрелки продолжались дотемна. На небольшое пространство – менее восьми километров по фронту! – пришлось почти сто тысяч погибших и раненых людей, свыше двадцати тысяч убитых и изувеченных лошадей…

За рассуждениями о стратегии, политике и тактике исследователи и историки как-то забывают об этой адской картине. Пожар Москвы, великое отступление и поход в Европу заслоняют от них поле битвы, на котором остались десятки тысяч не захороненных тел, и тысячи раненых, которых просто забыли или не нашли в этой кровавой свалке.

Великое сражение было дано вопреки планам и Кутузова и Наполеона, с многочисленными ошибками обеих сторон. Наполеон, словно забыв про своё искусство, гнал французские дивизии в лоб русской армии, в сомкнутых рядах под жерла русских пушек.

Дивизия генерала Компана, лучшая дивизия из корпуса маршала Нея, атаковавшая русские укрепления («Багратионовы флеши»), была буквально сметена огнем нашей артиллерии. Конь французского маршала был убит под ним, сам он контужен. Французские гренадеры со штыками наперевес, под градом картечи, шли в атаку молча, без