Шрифт:
Закладка:
И вдруг… тело юноши приподнялось, зависло в воздухе… и исчезло.
– Саша!!… – девушка подбежала и глянула вниз. – Что… как?.. папа, где он??!
Дашков взглянул на дочь странным взглядом и сказал:
– Кажется, Андор вернулся.
* * *
Положив юношу на стол в лаборатории Чандры, на котором только что лежал сам, Андор осмотрел тело. Его кости превратились в мелкую стружку, внутренние органы смешались от удара в кашу и кое-где выпали наружу. Он не дышал уже полторы минуты, и первое, что сделал Андор – взял в руки его легкие, закачал в них часть своей силы и вставил на место. Александр судорожно вдохнул, легкие раскрылись. Так, теперь сердце. Тут только прямой массаж. Оживив сердце, Андор собрал кости в более или менее приемлемого вида скелет, затянул их латексом своей кожи (ну, подумаешь, пару лоскутов от бедер и ягодиц отодрать – не маленький, поболит-перестанет), после чего, в буквальном смысле, вправил парню мозги. На восстановление кровеносной и нервной систем понадобилось несколько минут. Мелкие переломы и гематомы он решил оставить для маскировки, чтобы медикам все-таки было чем заняться. На всякий случай, обезболил всё тело. Затем запросил информацию о внешнем виде Дашкова на данный момент, «переоделся»…
* * *
…и в ту же минуту в Российском Национальном Центре неврологии и микрохирургии появился Андрей Дашков.
Суперзвезда мирового кинематографа, известный каждому россиянину с детства, грязный, мокрый, в порванной одежде и кое-где в крови, он нес на руках такого же вида юношу, который, судя по всему, был без сознания.
Врачи и медперсонал выскакивали из всех дверей и коридоров и бежали за ним, а он шел, ни на кого не реагируя, как какой-то терминатор, легко неся на вытянутых руках спасенного.
Пройдя по коридору прямо в реанимацию, он положил его на каталку, подсунутую кем-то, и сказал:
– Лорэтти Александр, 20 лет, множественные переломы, гематомы, сотрясение мозга, внутренние органы не повреждены. Срочно в операционную.
И вышел. Врачи забегали, персонал засуетился, и никто не заметил, куда он подевался. Кое-кому показалось, что он просто растворился в воздухе, но такого, конечно же, быть не могло – люди в стрессе, мало ли что привидится…
* * *
Через десять минут по всем каналам TV, радио и интернет-ресурсов передавали сенсационную новость: знаменитый актер и певец Андрей Дашков спас от неминуемой смерти юношу, пострадавшего от урагана, доставив его на руках прямо в операционную.
– Так, доча, слушай сюда. Главное сейчас, что он жив, да?
– Да,.. конечно, папа… он жив, он жив… – повторяла Стеша. Она явно была в нервном шоке.
– Про Андора никто не должен знать, слышишь? – Андрей протянул ей фляжку с виски, всегда имеющуюся в его походной аптечке. – Никто, – повторил он, – маме я сам все расскажу. Ну, ты как, малыш, в порядке?
Она кивнула. Если б заговорила, не сдержала бы рыданий. А папе еще машину вести через весь этот ужас.
– Тогда поехали.
За время пути о геройском поступке Дашкова говорили по авто-радио раз десять, при этом назывался и Центр нейрохирургии, куда принес умирающего отважный супергерой. Туда, в первую очередь, и направились отец и дочь. К тому же, надо было доставить в больницу мужчину и девочку, которые от шока сразу заснули на заднем сиденье, так что услышать про подвиги Дашкова, который в то же самое время сидел за рулем впереди них, они, к счастью, не успели.
* * *
Через три часа Алекс очнулся в послеоперационной палате. Над ним склонились двое. Третий стоял у окна. Это был Дашков.
Один из двух, врач-анестезиолог, удовлетворенно сказал другому:
– Зрачок хороший. Все в порядке, ставьте капельницу. Физраствор, глюкоза… ну, сами знаете.
Больной шевельнул губами.
– Что, дружок? – улыбнулся доктор. – Ты у нас просто в рубашке родился! Как будто тебя кто по кусочкам собрал, как пазлы, нам особо и напрягаться не пришлось. Все будет хорошо, отдыхай.
Но Алекс явно что-то пытался сказать. Доктор жестом подозвал Дашкова, тот склонился над юношей и, приблизив ухо к самым его губам, услышал:
– …маму найдите… Питер… гостиница «Астория»… ее зовут Фиби… Фиби Лорэтти…
Андрей побледнел, закашлялся и быстро вышел из палаты.
Профессор Чандра стоял над своим чадом со шприцем. По щекам старика текли слезы, но он, не обращая на это внимания, вводил сыворотку в вену корчившегося и рычавшего от боли Андора. При этом он, как всегда в стрессовых ситуациях, говорил в режиме нон-стоп:
– Ну, за что мне такое наказанье на старости лет! И я должен собственными руками пытать своего ребенка!! Ну ты хоть понимал, что делаешь, когда всю силу на него истратил!? Ты же был на грани, вы оба могли погибнуть!! Ну потерпи, малыш, нельзя быстрей вводить, пойми… эта хренотень должна всасываться постепенно… ты покричи, покричи, оно как-то полегче, когда кричишь… ну, или ругай меня последними словами… вот я однажды смотрел с Алексом и его матерью – ну, через межпространство, конечно – русский фильм… как же его… про Вторую мировую войну… а! «Они сражались за родину». Так там из одного мужика хирург осколки на живячка выковыривал, штук сорок, наверное. Как он матерился! Не переставая, поливал доктора отборной руганью, пока тот его спасал… А в другом фильме, помню, раненому сначала стакан водки дали, потом велели ремень в зубах зажать… Может, тебе ремень в зубы, или водки?..
– Док, идите вы на хрен! может, лучше вам водки?! или ремня в задницу!? а то вы, неровён час, сами тут коньки отбросите, ёшкин-же-кот-как-больно-то… живодер вы индусский… палач нобелевский… хари-кришна-или-как-там-вашу-так-перетак!..
– Ну, слава Богу, раз матерится, значит выживет!
* * *
Дашков вышел в коридор, машинально достал сигареты, посмотрел на них – нет, больница, нельзя – и быстро пошел. Не важно куда, главное не останавливаться и не отвечать на восторженные приветствия узнававшего его медперсонала. Дошел до лестничной клетки, поднялся на два пролета, свалился на пол за грузовым лифтом… и дал волю слезам.
В личной жизни – не на съемках – он не плакал никогда. Потому что всегда, для всех и во всех обстоятельствах был «крайним сверху»: прикрывал, защищал, принимал решения. Проявить свои чувства в стрессовой ситуации считал непозволительной роскошью.
А тут… закоротило.
Сын. МОЙ сын. Это мой сын.
От одной этой мысли к горлу подкатил ком и не давал ни вздохнуть, ни закурить, ни сменить пластинку в мозгу.
Наш сын. Наш с Фиби сын. У меня есть сын. Александр…
Промаявшись так минут пять, получил «контрольный в голову»: вторая мысль, гораздо сильнее по предполагаемым последствиям, пронзила мозг.
