Шрифт:
Закладка:
— Отличная прогулка, — улыбнулась Алла, когда Серкан подал ей руку, помогая сойти с мостика. — Спасибо вам.
— Я очень рад, что вам понравилось, — почтительно кивнул он. — Все забываю спросить, как ваш нос?
Ковалевич скосила глаза на объект обсуждения, который теперь вместо лангетки украшал пластырь.
— Благодарю, почти все зажило.
— Мне жаль, что так вышло, — искренне признался турок.
— Ах, перестаньте, — отмахнулась Алла. — Видели бы вы глаза этой сучки Бельской… Ради этого можно походить со сломанным носом.
Серкан ничего не ответил. Про себя он уяснил, что вникать в смысл женской логики занятие неимоверно сложное и, самое главное, бессмысленное.
— Вам помочь, Валерий Валерьевич? — обратился он к Смирнову, который осторожно шагнул на мостик.
— Спасибо, силы еще есть, — пропыхтел чиновник.
Катер умчал прочь, а троица некоторое время просто стояла, глядя на Неву.
— Как я уже говорил, предлагаю тесное сотрудничество, — сказал Смирнов, доставая свой неизменный платок. Промокнув лысину, он прибавил: — Может, какую-то полезную инициативу в нашем культурном болоте организуем… Я верю, что мои связи и ваша энергия вкупе с возможностями помогут достигнуть небывалых высот!
— Я всегда открыт для сотрудничества, — сказал Серкан.
— И правду говорят, что на воду можно смотреть бесконечно, — рассеянно проговорила Алла. — И вряд ли кто-то станет спорить, что Петр I для города выбрал просто шикарное место…
Мужчины одновременно уставились на воду, словно желая удостовериться в словах Ковалевич.
— У меня появилась интересная мысль, — оживилась Алла. — Вот скажи мне, Валера, а почему в Москве есть такой памятник Петру, а у нас нет? Ведь у нашего города на это действительно есть все исторические основания, так ведь? И у нас бы он смотрелся лучше, я просто уверена в этом.
— Между прочим, в Москве его ненавидят все, — заявил Смирнов. — Протестовали даже, но воз и поныне там.
— Почему ненавидят? — удивился Серкан.
Валерий Валерьевич снова вытер лоб, затем аккуратно сложил платок вчетверо и убрал его в карман.
— Говорят, страшный, — объяснил он. — Вообще изначально это не Петр I был. Испокон веков это был Колумб. Но потом там какая-то мутная история произошла, я не в курсе деталей… Почему-то голову этого Колумба без тела в Америку отправили, на выставку. И она там, представляете, потерялась. А Церетели тогда взял и другую голову к туловищу приставил. Вот так и получился Петр I.
— Знаменитая русская смекалка, — восхищенно сказал Серкан. Он наморщил лоб, словно обдумывая что-то, затем проговорил: — Слушайте… Так если, как вы говорите, москвичи ненавидят этот памятник, может, его у них забрать?
Ковалевич и Смирнов посмотрели на него как на сумасшедшего, и турок поспешил их успокоить:
— Не делайте поспешных выводов, я сейчас все объясню…
* * *
Домой Василий возвращался, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он ощущал себя предателем по отношению к жене, отдавая себе отчет, что, оказывая помощь этой Иванушкиной, действует отнюдь не бескорыстно. Отсюда проклевывалась вторая сторона ситуации — он желал эту невысокую светловолосую девушку, как никого на свете. Мартьянов пытался переключить внимание на что угодно — на работу, политику, планы на отпуск, но перед глазами неизменно вспыхивало лицо Анны, ее внимательные глаза цвета небесной лазури, ее слегка вздернутый носик и миловидные ямочки на щеках. И когда она поцеловала его в порыве чувств, Василия охватило такое сладостное возбуждение, что ему стоило громадных усилий не кинуться на соблазнительную чертовку, овладев ею прямо на лавке в городском сквере. Его бросило в жар, низ живота охватила приятная истома.
«Я извращенец, — хмуро думал полицейский, паркуя машину во дворе. — Чего мне не хватает?! Хорошая работа, прекрасная любящая жена, чего еще?!»
Василий подумал о том, что в последнее время его все чаще посещают мысли о посещении психолога. Однажды он даже записался на прием, но за день до визита стушевался и отменил визит. В какой-то степени на это повлиял внутренний голос, убеждающий его в том, что все проблемы настоящий мужик (коим всегда считал себя Мартьянов) должен решать сам, тем более без привлечения помощи каких-то жалких мозгоправов…
Но сейчас, перебирая в памяти свои ощущения, которые он испытывал от присутствия Анны, он вновь вспомнил о психологе.
Открыв дверь, Василий вошел в квартиру. Он уже намеревался сообщить о своем приходе, как осекся, так и не раскрыв рот, — из кухни доносились женские голоса, Ольги и ее матери.
— …забыла тебе повторять, Оленька… не надо быть такой доверчивой, — наставительно говорила теща. — Если кот однажды раз чужую сметану слизал, он теперь все время об этом думать будет…
— Мам! — послышался раздраженный голос супруги. — Давай без этих витиеватых метафор, пожалуйста! Вася все осознал. Я ему всецело верю. Если бы не осознал, я бы давно развелась.
С каменным лицом Василий повесил куртку на крючок.
— …тогда где он, этот осознавший? — язвительно поинтересовалась теща. — Уже десятый час, а его все нет!
Начав разуваться, полицейский замер, прислушиваясь к каждому слову.
— У него сложная работа, — оправдываясь, сказала Ольга.
Теща презрительно усмехнулась:
— В этой помойке, куда его сослали? Я тебе так скажу: доверяй, но проверяй.
Вздохнув, Василий с силой хлопнул дверью. Голоса на кухне мгновенно умолкли.
— Иди, встречай, — буркнула теща, и через секунду в прихожей появилась Ольга. Выдавив улыбку, она сказала:
— Привет, кот.
Василий лишь сухо кивнул, и она это заметила:
— Все в порядке?
— Да, конечно.
Ольга подошла ближе, и они обнялись.
— Мы тебя с мамой уже потеряли… — прошептала она, прижимаясь к Василию.
— Я на срочном задании был, — отозвался он, стараясь не смотреть жене в глаза.
* * *
Увидев, как официант несет заказ, лицо Смирнова оживилось. Тот выставил тарелки на стол, слегка поклонился и бесшумно удалился, а Валерий Валерьевич накинулся на устрицы. Ловко вскрывая раковины, он брызгал на них лимонным соком, закидывал в рот и с наслаждением жевал.
— Если бы я видел вас со стороны и не знал вас лично, то решил бы, что это последнее блюдо в вашей жизни, — сказал Серкан, отпивая минералку из высокого стакана. — Извините, не хотел вас обидеть своим наблюдением.
— Да все в порядке, — с набитым ртом сказал чиновник. — Что поделать, морепродукты, в особенности устрицы, — моя непреодолимая слабость. Не Канны, конечно, славящиеся своими ресторанами по части устриц, но есть можно…
— Итак, на чем мы остановились? — вернулся к теме разговора турок.
— Да… — проглотив очередную устрицу, Смирнов полез за платком. — Как, вы говорите, звали этого персонажа?
— Эвлия Челеби. Он путешествовал более сорока лет по Османской империи в XVII
