«Дура! Беспросветная дура! Сказки захотелось, о принце размечталась? Да! Полянский прав: отвратительный характер! Дура! Зачем он позволил мне столько вообразить на пустом месте!? Он хотел посмеяться, или… Надо было просто отвлечь меня? Так! Стоп! Что он сейчас сказал…?».

— В смысле «жизнь дороже»? Что значит «смертельно рискнуть шкурой»? — София замерла, тяжело дыша, тряхнула головой, чтобы убрать волосы с лица.

— Ваша неприкосновенность — цена моей безопасности. Наш друг немногословен, но никогда не нарушает своих обещаний!

— Пусти меня, — жёстко сказала она.

Габи медленно разжал объятия. София развернулась и встала перед ним, уперев руки в бока, перевела дыхание.

— О чём ты?

— Он убьёт меня, если я причиню вам вред. И я не намерен испытывать его терпение. Второй раз он уже не промахнётся, поверьте. Я не бессмертен, мадемуазель, — склонил голову чуть набок.

— Но я…

— Шшш, — голос нежный и вкрадчивый. — Всегда можете на меня рассчитывать, мадемуазель. А сейчас вернитесь к нему в машину, пожалуйста.

У Софии защипало глаза. «Ещё не хватало разреветься, как школьнице, отвергнутой на дискотеке!». Собравшись, сжавшись, она прошла между редкими автомобилями на парковке.

Со стороны пассажира дверь в хёндае открыта. Полянский ждал её, молча барабаня по рулю. София уселась, немного выдохнула.

– Подайте, пожалуйста, галстук из бардачка? – негромко попросил он.

С щелчком открыла ящик, в ладонь мягко скользнула шёлковая змея тёмно-синего цвета. Наблюдала, как чуть повернув к себе зеркало, медиум поднял воротник рубашки и стал аккуратно стягивать галстук в треугольный узел. София вздохнула, столько всего навалилось...

— Так себя жалко! Если бы вы знали, Полянский, какой дурой я сейчас себя чувствую! Прошлый раз так была готова бегать за мужиком лет десять назад! Думала, что поумнела! Оказывается — ни фига подобного! — она хлюпнула носом.

— В общем и целом, могу себе представить. Моя подруга за долгие годы нашего знакомства так и не согласилась перевести отношения хоть в какую-то плоскость. Чем дольше жду, тем большим идиотом себя чувствую. Неопределённость, с одной стороны, не даёт скучать, а с другой — ужасно нервирует.

— Но с ним я впервые… — она сжала губы, не хватало ещё больше разоткровенничаться, незачем рассказывать о своих внезапных грёзах и желании стать матерью для монстра.

— Габриэль — слишком необычен для нашего мира. Яркий фрик. Поэтому вы так увлеклись. Я не могу допустить, чтобы вы пострадали, незавершённость, в вашем случае, наиболее благоприятный выход, — вздохнул он, протянул ей бутылку минеральной воды.

— А вы не до фига ли на себя берёте? — София глотнула воды и закашлялась.

— «Я смею всё, что можно человеку. Кто может больше, тот не человек!».

— Вот он как раз не человек! И я хочу его!

— Поверьте моему опыту…

— Он дал мне больше, чем все предыдущие вместе взятые!

— Это колдовство. Он опасен. Я говорил вам.

София откинулась на спинку сиденья и зажмурилась, силы просто закончились, слишком много впечатлений и переживаний для одного вечера. Накатило какое-то отупляющее равнодушие. «Психика защищается!». Она глубоко вздохнула.

— Вообразите, Полянский, у нас в багажнике расчленённое чудовище, а мы спорим о том, кому с кем!.. Нет, ну вдумайтесь! Это лютый треш!.. — София почувствовала, как губы растягивает улыбка. — Знаете, а так, со стороны, даже логично в чём-то. Я не могу связать свою жизнь с Габриэлем, а с вами не останется ваша очаровательная русалка. Предлагаю основать клуб неприкаянных любовников, иногда собираться и заунывно тосковать хором!

Чувствуя себя совершенно опустошённой, слабо усмехнулась и, не глядя, протянула медиуму руку. Но после короткого пожатия, он не выпустил её пальцы, а удержал в своей мягкой ладони. И когда София с вопросом открыв глаза, повернулась к нему, то не смогла произнести ни звука. Полянский смотрел долго, молча, странно... «Так, тихо, милый, только не смей мне сейчас…!» — успела подумать она, как он лишь чуть подался в её сторону. София отдёрнула руку, подскочив на месте.

— Не, не, не! Нет! — распахнула дверь и выпрыгнула из машины. — Нет!

Сделала два шага назад, когда он встал, и, опираясь на открытую дверцу автомобиля, хотел что-то сказать. Вскинула ладони с растопыренными пальцами в останавливающем жесте, и громко повторила:

— Нет!

Не оборачиваясь, быстро зашагала к выходу, поднялась по лестнице на первый этаж и прошла через гулкий холл. Трескучие звуки раций, охранники переговаривались, выясняя, где есть свет, и было ли задымление на этажах.

11.

«Ну вот! Ты снова облажался. Нельзя было молчать! Сам виноват. Теперь бог знает, чего она у себя в голове вообразит, что нагородит? Да уже нагородила. Ты должен был остановить её! Всё могло сложиться. Чёрт! «Клуб неприкаянных любовников»! Надо же, какая фантазия у девушки. Только это больше напоминает свинг-вечеринку в шатре цирка уродцев!».

Тимофей злился на себя всю дорогу. Повезло почти без пробок проехать за город. Понадобилось только тщательно умыться. Пиджак скрыл разорванный рукав, так что за рулём смотрелся прилично, не вызывал подозрения у постов.

По шоссе Энтузиастов ехал в сторону Балашихи, свернул к Леоновскому кладбищу. Небольшой московский некрополь не раз выручал медиума. Множество захоронений заброшены, участки перекопаны и разорены. Полянский иногда привозил сюда останки, которые было необходимо скрыть.

«Позвоню отцу Николаю, закажу молебен за упокой души Динары Семёновой. Отмучилась ведьма, или что оно вообще такое было. Мелочь, но пусть лучше будет, пожалуй. И Шипов только поддержит в этом».

Глядя в огонь, где с шипением догорали расколотые обрубки, размышлял, что предпринять дальше. Стратегически было бы верно некоторое время не звонить и не писать ей, пусть успокоится немного. Но вот перетерпеть самому и остаться в стороне...

«Сама наберёт тебе? Как же! Раскатал! И не надейся! Нужна пауза... Как бы провести время? Надо позвонить Николь. Если она сможет уделить тебе хотя бы неделю, снова поверишь, будто можешь жить как все. Бесценная иллюзия ординарности — вот, что она тебе дарит!».

Оплата по договору с Крыловой поступит на счёт в течение недели.

Ба. Часть 1

1.

Он растерянно оглядывался по сторонам, с отвращением принюхиваясь к затхлому запущенному жилью. Дуэт холодного табачного перегара и запаха стариковского тела угнетал