кокетства. В своём мире он успел повоевать перед смертью. С огнестрельным оружием впервые столкнулся уже по эту сторону. Тимофей чудом не убил его, только ранил. Чудовище тогда впервые заговорило с ним. Первым человеческим языком, который освоил монстр, был итальянский. Они не сразу пришли к соглашению. Габи был полезен, Полянский сохранил ему жизнь и помог устроиться, справедливо рассчитывая на сотрудничество и лояльность.

Молча подал Тимофею сумку, тот заглянул, обнаружил новёхонький универсальный топор и двухстороннее мачете с петелькой шнурка на рукоятке. Баллон газа для зажигалок. Бутыль жидкости для розжига. Из второй Габи достал и передал ему один из двух противогазов. Удобное панорамное стекло обеспечивает хороший обзор, фильтрующее устройство крепится непосредственно к шлему-маске, без гофрированного шланга. Каждый знает, что ему делать. Полянский поднимется на этаж, чтобы раскрыть убийцу. Габриэль в это время займётся электричеством и отключением пожарной сигнализации, после подстрахует медиума. Владеть холодным оружием и ходить он учился одновременно.

Они почти дошли до выхода на лестницы, когда услышали быстрые шаги и требовательный окрик:

– Полянский, стойте!

София догнала их. Остановилась, переводя взгляд с одного на другого.

– Куда это вы без меня!

– Где Инга? – нахмурился Тимофей.

– Сидит в машине, немного нервничает.

– Вы должны быть с ней. Это и есть ваша помощь.

– Нет! Я пойду с вами!

– София, оно опасно. Особенно для женщин! – медиум начинал терять терпение.

– Но я-то не беременна! – воскликнула она.

– Уверены? – подал голос Габриэль, едва глянув на неё.

Тимофей увидел, как выцвел румянец на щеках молодой женщины. У Софии отвисла челюсть, а глаза стали круглыми и огромными.

– Вернитесь в машину, пожалуйста, – настойчиво попросил Полянский.

Он смотрел, как она скрывается нетвёрдой походкой между припаркованными автомобилями. Потом протянул руку Габриэлю, тот молча пожал.

– Молодец! – негромко похвалил медиум, придерживая створки дверей, когда они стали подниматься наверх. – Теперь она больше ни о чём не сможет думать ближайшие пару часов.

– К гадалке не ходи, – довольно ухмыльнулся монстр, и прошёл на этаж, где располагались технические службы.

Закат догорел, зыбкая городская ночь плескалась на улицах. Прекрасный вид с двенадцатого этажа. Полянский прошёл через опустевший офис к кабинету Крыловой, где был слышен женский смех и громкий разговор. Секретарши веселились.

Немного размялся, повёл плечами. Проверил зажигалку. Сжав за спиной за шлем противогаз, вошёл в комнату. Он опустил сумку на пол так, чтоб можно было легко подхватить её при необходимости. Девушки смеялись и болтали. Две сидели на столе, Лена с удовольствием заняла кресло директора, красиво закинув ногу на ногу, ещё две у окна чокались шампанским, Динара стояла, опираясь на тумбу. Увидев его, девицы расхохотались.

– И мужчина на десерт!

– Такой стриптизёр троих стоит!

– Идите к нам закусить, молодой человек! — махнула Усольцева.

Свет моргнул и отключился. Девушки стали ахать и озираться, спрашивая друг друга, что могло случиться. Замигал тусклый сигнал дежурной лампы системы эвакуации. Тимофей надел противогаз, быстро защёлкнув застёжку на затылке. Потом достал из кармана коробку, выхватил стеклянный шар, совершенно невесомый и ледяной на ощупь, и с силой бросил его об пол в центре кабинета. Раздался тихий хлопок, следом за ним со звонким дребезгом по комнате разлетелись осколки.

9.

В переменчивом освещении пульсирующих ламп зрелище получилось ещё более зловещим. Четыре девушки как подкошенные рухнули в глубоком обмороке. Елена осталась в кресле, чуть сползла под стол.

«Не Усольцева! Семёнова!» – ошарашенно соображал медиум.

Динара покачнулась и неловко шагнула к Полянскому, вскинув худые руки к горлу.

– Что это? – захрипела она, широко распахнув глаза в ужасе.

Пошатываясь, медленно двигалась к нему. А тонкий сиреневый трикотаж дорогого платья с сухим треском расползался под напором тела. Бледная кожа девушки таяла на глазах, из-под неё проступала бугристая серая кора в сучках и трещинах. Стройная женщина исчезала, превращаясь в подобие человеческой фигуры, грубо срубленной из кривого бревна. Руки и ноги сбиты, сделаны из корявых поленьев, из которых с шорохом прорастали, переплетаясь, серые пыльные ветви с узкими листьями.

– Будь ты проклят, колдун!...

Женский голос перешёл в скрип, какой обычно издают старые деревья на ветру.

«Больше она не сможет говорить!» – понял Тимофей.

Неповоротливая суковатая колода, покрытая изорванной сиреневой тканью, тяжело двигалась на едва гнущихся ногах. Колючие ветви рук и пальцев тянулись в его сторону. Полянский, увернувшись от змеящихся стеблей, размахнулся и рубанул топором...

...Яркая вспышка света, кругом нет стен и панорамных окон. Залитый солнцем зелёный луг, спускающийся к реке. Рядом раскидистая ива, под ней брошен велосипед. Тимофей стоит по колено в густой траве. Навстречу идёт молодая черноволосая женщина. На ней длинное платье из льна с широк ими рукавами и отделанное пёстрой тесьмой, похожее было у его мамы в начале семидесятых. Косы красавицы растрёпаны, в волосах травинки, щёки раскраснелись, пухлые сочные губы бесстыдно улыбаются. Она зовёт, что-то нежно говорит и тянется обнять его...

Сбитый с ног страшным ударом, Полянский влетел спиной в угловой шкаф, посыпались стёкла. В голове звенело, перед глазами всё поплыло. Топор не выронил, крепко удержал.

«Какой-то из славянских языков, сербский, болгарский? Это же её прошлое! Нет, только не сейчас! Чёрт!».

Дар подвёл его, каждое прикосновение будет отбрасывать в память чудовищного существа, и он не сможет толком ни атаковать, ни защищаться! Пытаясь уйти от нового удара, он нырнул в сторону двери, нужно выбраться из кабинета в зал, увести уродину от людей, чтобы она не навредила девушкам.

Обожгло болью. Резко дёрнуло за левую руку. Выше локтя уже оплели тонкие стебли с каменной трескающейся корой, удерживали, рвали рубашку, разрезали кожу словно колючая проволока...

...она жила одна на краю хутора у самого леса. В прошлом году наконец-то схоронила высохшую от старости и жутко сварливую прабабку.