Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Моя игра в футбол — это все для моей семьи. Это три поколения надежд и мечтаний, которые ждут, чтобы я сделал то, что они не могли или не имели возможности сделать. Я знаю, что не несу ответственности за то, чтобы соответствовать этому, но какая-то часть меня хочет этого, понимаешь? Это заводит меня и, возможно, иногда делает меня неряшливым и безрассудным, но я не пытался уничтожить Гаррисона.

— Я знаю. — Я касаюсь его щеки. — Ты хороший парень.

— Спасибо, — говорит он тихо.

— Я не знакома с твоей семьей, но сомневаюсь, что они знают, как их действия влияют на тебя.

Его челюсть работает вперед и назад. Он сказал мне, что его семья не любит разговоров, и я вижу это сейчас по тому, как он, кажется, собирается похоронить это и продолжать позволять этому съедать себя.

— Планируешь ли ты играть в НФЛ?

— Я не знаю, — говорит он.

— Я уверена, что твоя семья этого захочет, так что тебе, вероятно, следует просто спланировать это. О, и, возможно, ты мог бы стать телеведущим, когда выйдешь на пенсию, или даже стать тренером.

Его брови сошлись вместе.

— Я хочу сказать, что если ты продолжишь принимать решения, основываясь на счастье других людей, ты в конечном итоге получишь жизнь, которая тебе не нужна. И это глупо. Я слышала, что у нас есть только одна жизнь.

Немного напряжение спадает с его лица. — Хорошо, всезнайка.

— Я очень мудрая, — щебечу я. — Ты должен поговорить с ними. Скоро.

Он кивает в знак согласия. — Что ты собираешься делать после универа?

— Я не планировала так далеко вперед. Сейчас я мечтаю о золотой медали.

— Да? — Одна сторона его рта приподнимается. — Я знал это.

У меня в животе кружатся бабочки, когда я думаю о такой возможности.

— Моя девушка — такая крутышка.

Он берет мой рот и проводит рукой мне за шею, его язык немедленно ищет вход, и я забираюсь к нему на колени. Он опускает руки на мои бедра и скользит ими под юбку моего платья.

Мое сердце колотится, и мое сердце пульсирует. Я выгибаюсь к нему, и кончики его пальцев касаются моих трусиков.

Он стонет, проводя большим пальцем по моему клитору сквозь влажную ткань. У меня перехватывает дыхание, когда он разрывает поцелуй и смотрит мне в глаза. Эти зеленые глаза видят прямо мою душу.

Я сбрасываю с его плеч куртку и хватаюсь за подол его футболки. Верхняя часть его тела широкая и рельефная. Я провожу руками по каждому дюйму его теплой, подтянутой кожи.

— У тебя есть презервативы? — спрашиваю я, все еще переводя дыхание.

Его взгляд ищет мой. — Ты уверена?

— Да.

Он закрывает заднюю часть внедорожника, а затем, когда он достает из бумажника пакет из фольги, я нажимаю кнопку на его джинсах. Вместе мы стаскиваем с его ног джинсы и боксеры.

Мой пульс учащается, когда я обнимаю его пальцами. Он длинный и гладкий и пульсирует от моих прикосновений.

Бо тяжело дышит. — Иди сюда.

Он хватает меня за талию и возвращает к себе на колени. Кажется, мы не можем достаточно плотно сомкнуть рты. Мое тело покалывает повсюду, когда мы целуемся, и я трусь над ним. Мои трусики по-прежнему не позволяют нам соприкасаться кожа к коже, но это не мешает моему оргазму подняться до грани.

Когда я брежу, дрожа и трясясь, он тянется к пакету и разрывает его. Я пытаюсь снять трусики, а он раскатывает презерватив по всей длине.

Моя грудь вздымается, когда мы смотрим друг на друга на заднем сиденье темного внедорожника. Пока он наблюдает, я расстегиваю боковую молнию платья, а затем поднимаю руки, позволяя ему снять его через голову. Он это делает, и затем я слышу от него еще один восхитительный стон, когда он понимает, что я теперь полностью обнажена.

— Ты потрясающая, детка.

Я загораюсь от его слов и не могу удержаться чтобы поцеловать его снова. Я кладу руки ему на плечи, и он медленно ведет меня вниз, пока не погружается в меня

— Ох, черт, — выдавливает он. — Ты чувствуешься слишком хорошо.

Я издала дрожащий смех, который вызвал новую волну ощущений в моем сердце, и Бо стонет. Его рот сливается с моим, и мы теряемся в новых жадных поцелуях. Я не уверена, кто из нас двигается первым, но вскоре я поднимаюсь и опускаюсь в устойчивом ритме, держа его руки на своей талии. Мы прекращаем целоваться только тогда, когда ощущение становится слишком сильным, и я прижимаюсь к нему лбом и вздыхаю.

— Я так близко, — говорю я ему.

С этим знанием его прикосновения стали более грубыми, а бедра приподнялись, чтобы вонзиться в меня снизу. Мой оргазм нахлынул на крючок и взорвался, когда он прошептал мое имя гортанным хрипловатым тоном.

Я прижимаюсь к нему, почти рыдая от удовольствия, а он следует за мной через край.

* * *

Мы убираемся, а затем еще немного тусуемся, разговаривая и целуясь. Но в конце концов мы оба зеваем и боремся со сном, поэтому неохотно садимся в переднюю часть машины, и он отвозит меня домой.

Бо паркуется перед домом. Темно, за исключением рождественской елки, которая все еще горит в переднем окне. Должно быть, все уже пошли спать.

— Что ты делаешь завтра? — спрашивает Бо.

— Ничего. Почему?

— Ты едешь в Вэлли на Новый год, а я уезжаю на следующий день.

— Завтра наш последний день вместе, — говорю я. Я знала, что наше время ограничено, но оно ощущалось тяжестью в глубине живота.

— В этой поездке. — Он убирает мои волосы с лица, а затем проводит большим пальцем по моей дрожащей нижней губе. — Не грусти. Это были мои любимые рождественские каникулы.

— Ага. У меня тоже.

— Я обещал своему кузену, что поиграю с ним в футбол, но мы должны закончить к обеду. Подождешь?

— Завтра вечером я собираюсь посмотреть спектакль с Холли и моей мамой. Мы делаем это каждый год. Я свободна до этого и, возможно, после.

— Я возьму все, что смогу получить. — Он наклоняется вперед и накрывает мой рот своим. — Увидимся завтра.

* * *

На следующий день я подъезжаю к парковке средней школы и еду обратно на футбольное поле, где, по словам Бо, он будет. Из машины я не вижу большую часть поля, а он