А вот от улиток миссис Харрис отказалась наотрез. Она не без любопытства рассмотрела их, исходящих ароматным паром в своих раковинах; ей хотелось попробовать, но желудок заявил решительное «нет».

– Нет, не могу, – призналась она наконец. – Не после того, как я видела, как они ползают…

С этого вечера такие прогулки втроем стали, по негласному соглашению, ежедневными. Днем молодые люди были на работе, и миссис Харрис исследовала город в одиночку (не считая примерок в Доме Диор); но каждый вечер начинался с прибытия Наташи в ее «симке» – и они ехали гулять.

Так вот миссис Харрис и увидела Париж в сумерках со второй площадки Эйфелевой башни, при лунном свете – с Сакре-Кёр, и на рассвете, когда оживает Центральный рынок; а посетив то или иное место чудесного города, они завтракали на рынке яичницей и чесночными колбасками в окружении рабочих, грузчиков и водителей грузовиков.

Однажды, подстрекаемые чертенком, проснувшимся вдруг в Наташе, они завели миссис Харрис на «Ревю де Ню» – в кабаре на рю Бланш; однако та не была ни шокирована, ни поражена. В кабаре царила странно домашняя атмосфера; здесь сидели вместе бабушки, отцы, матери и молодежь, приехавшие из-за города отпраздновать что-нибудь. Они привезли с собой корзинки для пикника, спрашивали вина и развлекались.

Миссис Харрис чувствовала себя как дома. Выступление голых девиц она нисколько не сочла аморальным: для нее «аморальным» было только сделать кому-нибудь пакость. Поэтому она только посмотрела на довольно мясистеньких наяд и заметила:

– Ишь ты – а ведь кому-то из них не мешало бы маленько похудеть, а?

А немного позже, когда появилась артистка, облаченная лишь в каш-секс[17], состоящий из серебряного фигового листика, исполнившая весьма энергичный танец, миссис Харрис пробормотала:

– Гос-споди… не понимаю, как она это делает?

– Делает что? – несколько рассеянно спросил мсье Фовель, чье внимание целиком было отдано Наташе.

– А вот ухитряется не уронить эту штуку, когда так прыгает.

Мсье Фовель покраснел до ушей, а Наташа звонко расхохоталась – но от объяснений, однако, воздержалась.

Вот так миссис Харрис рассталась со страхом перед огромной чужой столицей, потому что они показали ей, что здесь живут такие же люди, как она, – простые, иногда грубоватые, практичные и работящие, и что эти люди точно так же борются за существование, как и она.

10

Предоставленная днем самой себе (если не считать примерок) миссис Харрис гуляла по Парижу, не зная, куда занесут ее ноги. Притом и интересовали ее в основном не сверкающие магазины Елисейских Полей, не Сен-Оноре и не Вандомская площадь – в Лондоне были не менее шикарные и дорогие торговые центры, и она никогда не ходила туда. Но ей очень нравились простые парижане и чудесные дома, прекрасные парки, река и жизнь менее богатых кварталов.

Она прошла весь левый берег, и весь правый, и вот как-то волею случая наткнулась на маленький земной рай – Цветочный рынок, что у набережной де-ля-Корс на острове Сите.

Дома, в Англии, миссис Харрис по дороге на работу и с работы часто и подолгу мечтательно смотрела в витрины цветочных магазинов, где полыхали разные оранжерейные диковинки – орхидеи, розы, гардении и прочие цветы, но ей еще никогда не доводилось бывать в таком месте. Со всех сторон ее окружало море цветов всех видов, цветов и форм, заполнявших прилавки, киоски, стенды и тротуары всего Цветочного рынка, а над этим морем вздымалась двойная башня Нотр-Дам.

Рынок пересекали улицы, чьи стены составляли невероятные массы азалий в горшках – облака розового, белого, красного, пурпурного цвета чередовались с кремовыми, алыми и желтыми клубами. На целые акры, казалось, простираются ящики с анютиными глазками, улыбающимися солнцу, с голубыми ирисами, красными розами и огромными свечками гладиолусов – в теплицах их заставляли цвести и сейчас.

Тут было множество и таких цветов, о которых миссис Харрис даже не слышала: маленькие розовые цветочки, словно сделанные из резины; цветы с желтой середкой и бархатно-синими лепестками; тут же красовались все мыслимые виды ромашек и маргариток, лохматые пионы и, разумеется, нескончаемые ряды любимых миссис Харрис гераней в горшочках.

Не только зрение ее наслаждалось буйством красок и форм – дувший с Сены ветерок подхватывал пьянящие запахи и уносил истинного любителя цветов в его личный рай; а миссис Харрис как раз была таким любителем. Ведь вся красота мира до того, как она увидела платье от Диора, для нее была представлена цветами. Она вдыхала запах лилий и тубероз, ароматы струились со всех сторон, и миссис Харрис шла по рынку, как по чудесному сновидению, среди красок и запахов. Но тут она заметила в этом сне знакомую фигуру – и то был не кто иной, как пожилой джентльмен, что сидел возле миссис Харрис на демонстрации коллекции Диора. А звали его обычно просто – маркиз де Шассань, и был он представителем очень старинной аристократической фамилии. На нем был легкий светло-коричневый плащ, коричневая шляпа из фетра и замшевые нежно-коричневые перчатки. Сейчас в его лице совершенно не было свирепости, и даже кустистые брови мирно пушились; он шел сквозь море свежих цветов, усыпанных водяным бисером, и с наслаждением вдыхал их запах. Его путь пересекся с путем нашей уборщицы, и он, широко улыбнувшись, приподнял шляпу – точно таким жестом, каким приветствовал бы саму королеву.

– А, – промолвил он, – моя соседка, которая приехала из Лондона и любит цветы. И вы нашли дорогу сюда.

– Здесь прямо как в раю, – ответила миссис Харрис. – Я не поверила бы, если бы не видела это своими глазами.

Она взглянула на огромный сосуд с упругими белыми лилиями и другой, с еще не распустившимися гладиолусами – только легкие мазки розовато-лилового, алого, лимонно-желтого или розового на зеленых бутонах намекали на будущее великолепие цветов. На стеблях, листьях и бутонах сверкали капли воды.

– Ох, господи боже, – вздохнула миссис Харрис, – надеюсь, миссис Баттерфилд не забывает поливать мою герань…

– О, мадам, так вы разводите герань? – вежливо поинтересовался маркиз.

– Два ящика на окне и еще с дюжину горшочков, где только найдется для них место. Можно сказать, мое хобби.

– Эпатан!..[18] – пробормотал маркиз себе под нос и спросил: – Да, а платье – платье, за которым вы приехали; вы подобрали себе что-нибудь?

Миссис Харрис ухмыльнулась, как хитрый бесенок.

– Еще бы! Я выбрала «Искушение» – помните? Черный бархат, по нему большие черные бусы, а наверху такое мягкое, розовое, вроде пены из кружев.

Маркиз на мгновение задумался и затем кивнул.

– Ах да, помню. В нем еще вышла та великолепная девушка…

– Наташа, – завершила миссис Харрис. –