«Царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотети видети».

Симеона, который, кстати сказать, в тронных спорах совершенно не участвовал и все время находился в Твери, лишили великокняжеского удела и сослали с семьей в тверское село Кушалино. Годунов приказал Симеону и Анастасии постричься в монашество, что те и сделали. Бывший царь постригся под именем Стефан, царица – под именем инокини Александры.

У супругов отняли все: удел, драгоценности, деньги. Более того, в Симоновом Успенском монастыре, где заточили семейство, бывший царь ослеп, согласно утверждению из Никоновской летописи, не без участия Бориса Годунова:

«Враг вложи Борису в сердце и от него Симеону быти ужасу… и повеле его ослепити».

Анастасия, Симеон и их дети жили в скудости, а как только кто-то в Москве поднимал голос за «ивановского царя», напуганный Борис Годунов тут же приказывал ужесточить содержание неугодных. Ничуть не улучшилось их положение и после смерти в 1605 году царя Бориса. Вознесенные на самый верх Смутным временем Лжедмитрий I, Василий Шуйский, Лжедмитрий II ощущали от Симеона и его детей смертельную угрозу и всячески способствовали ухудшению их существования.

Увы, тягости лихолетья подкосили здоровье инокини Александры, бывшей царицы Анастасии, и 7 июня 1607 года она скончалась.

Похоронили ее на кладбище Симонова монастыря.

А далее один за другим начали умирать дети Симеона и его горячо любимой супруги. Вскоре от большой семьи, где было четверо законных наследников русского престола, остался только слепой старец Стефан, в котором никто бы не узнал блестящего касимовского хана, гордого русского царя и всесильного Тверского князя Симеона Бекбулатовича.

Царь Василий Шуйский на всякий случай отослал старца Стефана сначала в Кирилло-Белозерский монастырь на Вологодчине, а затем и вовсе спровадил его на Соловки. Симеону пришлось на островах тяжко, и он постоянно отправлял в столицу грамоты, умоляя государя вернуть его на житие в Кирилло-Белозерскую обитель.

В 1612 году при номинальном Государе, Царе и Великом Князе всея Руси, польском королевиче Владиславе Жигимонтовиче, инока Стефана вернули в город Кириллов, а уже после воцарения Михаила Романова – в Москву. 5 января 1616 года человек, правивший Русью при живом Иване Грозном, скончался. По просьбе старца его похоронили в Симоновом монастыре рядом с драгоценной супругой и детьми. На надгробии с соизволения Михаила Романова было выбито:

«Лета 7124 году генваря в 5 день преставился раб Божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан».

Так сложилась судьба царя-«басурманина» и женщины, которая боялась выходить за него замуж, а в результате получила верного, доброго, любящего и преданного супруга.

«Обрюхатил чухонку»

Четырнадцатилетняя девица была хороша! Царевич, пока нагружались с дьяком разнообразными яствами, только и смотрел на нее. Ладная, стройная. Коса толщиной в руку! Румянец на щечках горит – стесняется, волнуется. Еще бы, часто ли наследника престола воочию увидишь!

«Откуда взялась такая краса?» – спросил Алексей, отпивая из кружки.

«Да чухонка, – хмельным голосом отозвался дьяк, взмахнув рукой. – Родители померли, вот и досталась мне с братцем своим, Иваном. Работает исправно, да и красавица, посмотреть, как сами убедились, приятно».

«Приятно», – повторил Алексей, словно зачарованный. Где-то в холодной, такой неприветливой России его ждала беременная жена-принцесса, но он совсем не думал о ней. Думал о чухонке.

Царский дьяк Никифор Вяземский был человеком видным да уважаемым. Будучи правнуком небогатого дворянина Казарина Петровича Вяземского, благодаря уму и учености сумел обратить на себя внимание государя и стать одним из «птенцов гнезда Петрова». В 1696 году Петр поручил дьяку обучение своего сына и наследника, шестилетнего царевича Алексея Петровича. Никифор Кондратьевич успешно обучил мальчика чтению, письму, арифметике, географии, истории, французскому и немецкому языкам. Отцу, Петру Алексеевичу, Никифор с гордостью писал про успехи ученика:

«Сын твой начал учиться немецкого языка чтением истории, писать и атласа росказанием, в котором владении знаменитые есть города и реки, и больше твердил в склонениях, которого рода и падежа».

Алексей относился к учителю с уважением и впоследствии, став взрослым человеком, регулярно встречался с Никифором «для беседы». Эти встречи и погубили Алексея, да и самого Никифора едва не привели на плаху.

При дворе Никифора Кондратьевича появилась новая крепостная – малолетняя пленная чухонка (финка), принявшая при крещении имя Ефросиньи Федоровны. Девка ловкая, расторопная, все приказы исполняла послушно, и дьяк был ею вполне доволен. К тому же Ефросинья отличалась отменной красотою, а глазам, как говорил Никифор, «тоже приятность надобна».

Тем временем 21-летний воспитанник Никифора, царевич Алексей, в немецком Торгау сочетался законным браком с 17-летней принцессой Шарлоттой-Кристиной-Софией Брауншвейг-Вольфенбюттельской. В результате этого династического брака особой любви между супругами не возникло. Алексей постоянно бывал в поездках, иной раз не видя жены по году и более. Когда царевич наведывался в Петербург, где проживала Шарлотта, то предпочитал проводить время в хмельных компаниях, а не с супругой, вечно жалующейся на бытовые условия, притеснения и безденежье.

Жалобы принцессы стали еще более невыносимыми для Алексея, когда она забеременела:

«Я постоянно страдаю, ибо так полна, что принуждена почти всегда лежать на спине; ходить я не могу, и если мне нужно сделать два шага, то приходится меня поддерживать с обеих сторон, а если посижу одну минуту, я не знаю, куда деться от боли».

Летом 1714 года супруге настало время рожать, а Алексей сообщил, что едет на лечение в Карлсбад. Шарлотта испытала ужас, но ничего поделать не могла. Несмотря на треволнения, 21 июля 1714 года принцесса благополучно разрешилась от бремени, родив дочь Наталью.

Алексей воротился в Петербург только в декабре. Прибыв в столицу, царевич впервые взял на руки своего ребенка и был растроган. Благодаря малышке отношения между наследником и его супругой несколько улучшились, но ненадолго.

«Лечение» Алексея в Карлсбаде было весьма своеобразным – он беспробудно пьянствовал. Как-то один из друзей сообщил царевичу, что в Карлсбаде находится и дьяк Вяземский. Изъявив желание задушевно побеседовать со