Попытка успокоить его ничем Ульдиссиану не помогла, однако он кивнул с благодарностью.

– И в смерти Ахилия я тебя не виню, – продолжала темноволосая девушка. Казалось, блеск ее глаз намертво приковывает к себе взгляд. – Ахилий был человеком хорошим, но независимым. Он сам так решил… и тоже ни в чем не винил бы тебя.

– Серентия…

Девичья рука накрыла Ульдиссианову ладонь, так нежно коснувшись тыльной ее стороны…

– Прошу тебя, не тревожься ты так обо мне – особенно во всем, что касается Ахилия. Да, я скорблю о нем как о погибшем друге, но, пожалуй, не как о возлюбленном, которым я его одно время считала.

Вот это признание! Услышав такое, Ульдиссиан едва не споткнулся на ровном месте.

– Что ты говоришь? Ведь вы с ним…

– Ульдиссиан, Ахилий давно был ко мне неравнодушен, но ты же знаешь…

Запнувшись, она отвела взгляд. Щеки ее раскраснелись, и вовсе не от жары.

– Ты же знаешь, сама я чувствовала совсем другое. А когда решила, будто надежды больше нет… наверное, обратилась к нему в поисках утешения, и теперь… теперь мне так совестно…

Ульдиссиан ждал продолжения, но продолжения не последовало.

– Ну, тебе-то стыдиться нечего, – пробормотал он и пожал плечами, сам не зная, сумеет ли хоть что-нибудь объяснить тем, что намерен сказать дальше. – Ты принесла Ахилию радость. Он умер, думая, что вы – вместе, вдвоем, а это чего-то да стоит, как думаешь?

Пальцы Серентии крепче сомкнулись на его ладони. Высвобождать руку Ульдиссиан не спешил. С одной стороны, он словно вновь предавал друга… но с другой услышанному был искренне рад.

Но прежде чем дело зашло хоть чуточку дальше, их уединение нарушил Мендельн. Выражение на лице Ульдиссианова брата не предвещало ничего хорошего.

– Там, в джунглях, кто-то есть, – негромко сообщил он. – Чувствуешь?

Вернувшись с небес на бренную землю, Ульдиссиан в самом деле почувствовал в зарослях кого-то чужого. Понять, кто это, он не сумел, но нащупал чужака совсем близко и жестом подозвал к себе Томо.

– Знакомы тебе эти места? Чего здесь следует опасаться?

Тораджанин задумался.

– Так далеко мы с братом, мастер Ульдиссиан, не охотились, но кое-что о здешних краях я припоминаю. Говорят, их любят навещать духи джунглей… но это – всего лишь бабкины сказки!

– Духи джунглей? – внезапно заинтересовался таким поворотом Мендельн. – Отчего здесь? Чем эти места замечательны?

– Развалины здесь имеются, мастер Мендельн, – отвечал Томо. Подобно многим из тораджских приверженцев Ульдиссиана, в прямом разговоре с младшим из Диомедовых сыновей ему сделалось очень и очень не по себе. – Развалины, да такие древние, что письмена на камнях почти стерлись. Просто диковинка, ничего более…

– Но к ним все равно лучше не приближаться, – вмешалась Серентия. – Томо, они ведь от реки в стороне?

– О да, госпожа! – С Серентией все держались едва ли не столь же почтительно, как и с Ульдиссианом, а Томо и еще кое-кто из новообращенных помоложе влюбились в нее не на шутку. – Два, а то и три часа ходу сквозь самую гущу джунглей! Не стоит оно того!

– Так далеко? – расстроился Мендельн.

– Ну… может, и чуть поближе, – неохотно признался тораджанин, – но все же далековато!

Развалины… В походе к развалинам, если только они как-либо не связаны с Церковью Трех (что вряд ли), Ульдиссиан никакого проку не видел и махнул рукою вперед.

– Идем дальше. Наша цель – Хашир. Хашир, и ничто другое.

Однако продолжив путь, Ульдиссиан по-прежнему чувствовал нечто примерно в той стороне, где находились невидимые развалины. Кто это, что это, он себе даже не представлял – чуял лишь невероятную древность да некоторую природную мрачность. Странно, но ко всему этому примешивалась… ярость… да, ярость, с каждой секундой набиравшая силу.

Казалось, неведомое создание тоже почуяло путников. Как ни старался Ульдиссиан не замечать происходящего, ярость неведомого существа росла, крепла с каждым новым вдохом. Наконец он оттащил в сторону Серентию с Мендельном и ничуть не удивился, узнав, что они чувствуют то же самое.

– Мы привлекли его внимание, – согласился брат. – Теперь оно пробуждается от смертного сна…

– А что это значит, Мендельн? – вспылил Ульдиссиан, внезапно почувствовав, насколько ему надоела таинственность, окружавшая брата. – Много ли ты понимаешь в таких вещах?

– Сдается мне, побольше, чем ты! – с не меньшим пылом огрызнулся Мендельн. – Я, знаешь ли, не валяю дурака, не замечая вокруг ничего, кроме себя самого!

– Точно, ты дурака валяешь, беседуя с тенями да отпуская туманные замечания! Все признаки полоумия налицо…

Осознав нежданную злость друг на друга, оба разом вытаращили глаза. Оглядевшись, Ульдиссиан обнаружил, что многие из его приверженцев замедлили шаг и в страхе взирают на их нежданную ссору.

– Оно питает нас собственной яростью, – объявил Мендельн, – и это придает ему сил…

– Ведите всех как можно ближе к реке, – велел Ульдиссиан Рому и еще нескольким. – Всем сохранять спокойствие мыслей, а кто разозлится хоть на что-нибудь, пусть злобу сдерживает, не то я сам, лично, к ответу его призову!

Затронут ли чужие чары других, он не знал, но рисковать не хотел.

– Томо! – оживилась Серентия. – Поблизости за реку переправиться можно? По-моему, кто-то упоминал, что впереди…

Тораджанин наморщил лоб.

– Мне, госпожа, ничего подобного не известно, но может быть…

– Нет, я точно помню, – возразила Серентия, повернувшись к Ульдиссиану. – Я в этом уверена. И чем скорей мы найдем переправу, тем лучше!

Предложение Ульдиссиану понравилось: в самом деле, переправившись за реку, они вернее уйдут от опасности. Вот только сила древней ярости продолжала расти, и, правду сказать, Ульдиссиан слегка, самую малость, но опасался, что от нее не спастись даже на том берегу.

Но в эту минуту иного выбора у него не имелось. Взмахом руки направив соратников к реке, а сам оставшись на месте, Ульдиссиан устремил немигающий взгляд в сторону развалин и обитавшей в них темной твари и, полный решимости не допустить больше никаких игр с его чувствами, собрал волю в кулак.

Мендельн, шагнув к нему, встал рядом.

– Ступай с остальными, Ульдиссиан. А здесь, на страже, останусь я.

– Это ты бери Серентию и веди остальных вперед, – в свою очередь потребовал старший из братьев.

– Не время сейчас препираться! – зарычал Мендельн, но тут же прикусил язык.

Ульдиссиан понял, что оба они едва не затеяли новую ссору. Пожалуй, обоим разумнее было бы отступить, однако он чувствовал: пока нечеловеческая ярость сосредоточена на них, остальным проще будет уйти от опасности.