Вот он, тот шанс, который Астроге и требовался!

– О великий и славный Диабло, одно имя коего ввергает ангелов в ужас! Как бы ни обернулись события, оный блюдет твою волю со всем возможным усердием! Сколько раз оный пытался помочь благородному Люциону советом… но он не слушает! Разумеется, у сына Мефисто столько хлопот! Как тяжело ему управлять всем и вся, постоянно строить планы в одиночку…

Ответом Астроге был грубый, скрежещущий хохот, заставивший всей душой пожалеть об отсутствии ушей – ведь тому, у кого нет ушей, и зажать-то в случае надобности нечего. Впрочем, сколько уши ни зажимай, от хохота, подобного землетрясению, все равно не убережешься…

– Вот как? Выходит, ты, козявка, знаешь, как склонить на нашу сторону населяющих этот комок грязи червей? Однако племянник мой слушать тебя не желает?

– Да… мысли мои так и остались невысказанными. Ведь мне… ведь мне, ничтожному, да и любому другому, нелегко постичь замыслы благородного Люциона и что-либо ему присоветовать. А между тем его планы становятся все непредсказуемее. Вначале он завлекает вожака этих смертных в ловушку, затем оставляет меня и Гулага – от коего ныне осталась только зловонная лужа – обороняться от совокупной мощи ангелов и демонов в одиночку…

– Вот, значит, как он могущественен…

Тон Диабло не оставлял ни малейших сомнений: владыка весьма и весьма заинтригован. Гибель прислужника братца, Баала, не огорчила его ни в коей мере – лишь подтвердила, что в солдаты люди вполне годны.

– Оный продолжил бы бой – Астрога страшится лишь своего господина, но Люцион отослал меня прочь и скрыл от моего взора столкновение с Ульдиссианом!

– И после этого смертный еще не наш?

– Нет, в том-то и дело! И не далее, как прошлой – по времени Санктуария – ночью разорил еще один храм! Но мало того, что Люциону это словно бы безразлично – в последнее время оный его даже не видит… вторая загадочная отлучка! Наши смертные слуги оставлены без пригляда – а ничего хорошего из этого наверняка не выйдет, однако оный должен сидеть и ждать, сидеть и ждать, тогда как сейчас столькое, столькое можно сделать!

Умолкнув, арахнид принялся ждать от Диабло ответа, однако ответом ему было лишь молчание. Молчание тянулось, тянулось, и чем дальше оно тянулось, тем тревожнее становилось у Астроги на сердце.

И вот, наконец…

– У тебя есть что-либо на уме, козявка?

– Да, о повелитель мой, о Диабло… если мне, ничтожному, будет позволено действовать по собственному разумению… и, может быть, выйти за рамки того, что придется по нраву благородному Люциону…

Снова молчание.

– Говори же, таящийся в сумраке, рассказывай, мой Астрога…

И арахнид с едва скрываемым торжеством начал рассказ.

* * *

В пути сквозь джунгли Мендельн держался необычайно молчаливо даже для себя самого – настолько, что Ульдиссиан не мог этого не заметить. Взглянув на брата, приметил он и еще одну странность: смотрел Мендельн прямо вперед, как будто боялся, устремив взгляд в сторону, увидеть что-нибудь нежеланное.

К несчастью, целиком сосредоточиться на Мендельне Ульдиссиан не мог: слишком уж многое тревожило его разум, причем опасности, ждавшие путников впереди, являли собой лишь одну из тревог. Кроме этого, ему не давал покоя случай с Серентией.

Серентия явно дала понять, что открыта для его ухаживаний, и Ульдиссиану чем дальше, тем сильнее хотелось этим воспользоваться, но ведь, поступив так, он втопчет в грязь память о лучшем друге…

Досадливо крякнув, Ульдиссиан – в который уж раз – велел себе выкинуть сей предмет размышлений из головы. В джунглях опасность подстерегает за каждым кустом, да еще против них Церковь Трех, так что отвлекаться на посторонние мысли не время. Помня об этом, Ульдиссиан постоянно прощупывал путь впереди: не угрожает ли что-либо рядом идущим? Уже не раз отгонял он прочь крупных хищников, а полудюжине змей и удаву невероятной величины велел ползти своей дорогой. Заниматься всем этим приходилось постоянно: джунгли таили в себе столько возможных угроз, что просто не верилось.

Время от времени вокруг становилось темно, словно ночью. Идти становилось трудно даже Ульдиссиану, лучше других чувствовавшему осыпи под ногами. Несмотря на собственные силы, пришлось ему положиться на помощь двоих тораджан, Сарона и Томо. Друг другу они доводились двоюродными братьями, причем Сарон был пятью годами старше Томо, и братья углублялись в эти края много дальше любого другого из спутников. В здешних лесах оба охотились почти так же мастерски, как Ахилий в лесах Серама, и потому верховодили среди тех, кто добывал пропитание для остальных.

– Бойся зазубренных листьев с кустов тирокола, мастер Ульдиссиан, – сказал ему Сарон, указывая на пышные, красноватого цвета заросли по левую руку. – Порежешься о такие – сильный яд в кровь попадет.

Дабы подчеркнуть сей факт, старший из братьев поднял копьем нижние ветви куста. Под кустом обнаружился полуистлевший трупик какого-то мохнатого зверька. Крохотные малиново-алые ящерки, пировавшие на его останках, бросились врассыпную, спеша укрыться в подлеске.

– Катака, – пояснил Томо. – На них яд не действует, но скапливается в их шкурке. Могут питаться теми, кто пал жертвой тирокола, но сами поэтому для всех остальных ядовиты.

Опасность Ульдиссиан чуял, но, обнаружив, что исходит она не от зверя, а от растения, поклялся удвоить старания. Сам он, скорее всего, с ядом этих кустарников справится, но как же спутники, еще не вошедшие в силу?

– О тираколе оповестите всех, – велел он Рому и еще нескольким.

Подобный приказ Ульдиссиан отдавал далеко не впервые и знал, что этот – далеко не последний. Казалось, каким-нибудь тайным – и зачастую опасным – свойством здесь, в джунглях, может похвастать любая былинка.

Целью похода по-прежнему оставался небольшой город под названием Хашир. По пути эдиремы особо приглядывались, не отыщется ли поблизости следов служителей Церкви Трех. Ульдиссиан был уверен: те трое, что покушались на его жизнь – не последние. Правду сказать, он чувствовал, что поведение Мендельна как-то связано с Церковью Трех, но верил: если в том возникнет нужда, брат наверняка расскажет правду.

Наверняка…

– Ты так глубоко задумался.

Изумленный внезапным появлением рядом Серентии, Ульдиссиан скосил взгляд в ее сторону. Приближения ее он не заметил, и это многое говорило о том, что творится в его голове.

– Я должен беречь от беды их всех, а здесь, в джунглях, опасностей куда больше, чем дома.

– Да, Серам в сравнении с джунглями так безмятежен, – нахмурившись, согласилась Серентия. – По крайней мере, так было раньше.

Чувство вины в сердце вновь подняло голову.

– Серентия… насчет Кира и того, что с ним…

– Не продолжай, Ульдиссиан. Твоей вины в случившемся нет. Ты ведь не знал о таящихся в тебе силах, а управлять ими тем более не умел.