— Тебе нравится со мной целоваться, Ксюша.

— Ну нет, — упрямо мотаю головой, а у самой не хватает сил собрать разбежавшиеся мысли в кучу. — Это всё потому, что выбора у меня нет. Ты вон какой здоровый.

— Здоровый? — усмехается. — Бывают и поздоровее, — задумчиво.

— Ну конечно здоровый, гораздо крупнее меня. Так бы я точно сопротивлялась, — облизываюсь, как лисичка, глядя на мышку-полевку.

Надо поскромнее, но после его истории у меня внутри как будто взрыв произошёл, внутренности раскидало, и теперь всё никак не встанет на место. Перебор эмоций.

— Обязательно бы сопротивлялась, Ксюшенька, я в это верю, — кивает Дубовский, соглашаясь.

— Дала бы тебе под дых коленом, — глубокий вдох, — половником промеж глаз. Ну или пощечину в конце концов.

— Не сомневаюсь.

Холодильник за спиной начинает тарахтеть, а бульон потихоньку выкипает.

— Я на море хочу тебя увезти. Вместе с детьми. Где кромка пляжа до самого горизонта и жара такая с солью. И пяточки сохнут от песка.

Почему-то меня смешит его описание.

Какое же опасное головокружение возле него. Прямо-таки до одури.

— Зачем тебе мои дети?

— Твои дети — часть тебя. Я понимаю это, я же не дурак. Без детей твоих мы никуда не поедем.

Он смотрит на меня, из объятий не выпускает, а я до сих пор не могу отойти от его шутки с любовницами, детьми и женой.

— Хорошая позиция, мне нравится, а теперь можно я пойду дальше суп готовить?

Максим отступает. Но я чувствую, что смотрит, изучает.

— Конечно.

Мне под его взглядом — будто под палящим солнцем — неуютно, неудобно. Кошмар. Вот другой бы смотрел, и думала бы о своём, вроде уже не девочка, а этот просто раздевает глазами.

— Кем ты работаешь, Максим?

Хоть так сменить тему. Угомонить сердцебиение.

Я отхожу к плите, он следует за мной. Ох уж эти его минимальные расстояния. Совсем ведь не знакомы, чужие люди. Ну что это такое?

— Я сижу за столом, Ксюшенька, пишу ручкой буквы, красиво пишу – этого у меня не отнять. Иногда тыкаю в разные кнопки.

— И так ты зработал на шикарную машину, что украл Афанаий, и на эти дорогущие часы и туфли?

— Точно.

Опять секреты. Это раздражает. Меня к нему тянет, но до жути бесит скрытность, и не могу забыть его ложь.

— Что, и секретарша у тебя, Дубовский, есть?

— А как же! Два метра ростом, натуральная блондинка в узкой юбке.

— Так и женился бы на ней! — пытаюсь устаканить дыхание.

— Ну нет… Она скучная. И косметики много.

— Фиктивный же брак, разница какая?

— Есть разница, я уже настроился.

Максим усмехается и снова смотрит. Затем обходит и становится за моей спиной. Нет. Ну так готовить совершенно невозможно. И я всё ещё злюсь за его сказки. И от поцелуев млею. Обернувшись, решаюсь Максиму Дубовскому отомстить. Пусть знает: я ему не какая-то там…

— Мы с Афанасием уже были вместе, давно. Потом расстались, дальше снова были вместе.

— Даже так? — Помолчав немного, Максим отходит.

Ага! Не нравится, когда я про других мужиков. А мне разве было приятно?

— Да. Именно так, — вру не краснея. — Афанасий стал избегать ложиться со мной в постель. — Собрав волю в кулак, сбивчиво продолжаю: — Чуть не до конфликта у нас доходило. Такое было чувство, что он меня просто... ну, как бы это лучше выразиться? Что он просто не желал меня.

— Дурак, что ли? — Отходит Максим ещё дальше, к окну, начинает тюль в длинных пальцах вертеть.

— Живем мы тут все под боком, и поначалу было всё нормально, активно и часто у нас… Каждый день!

— Мне неинтересно, Ксения, это ваши дела, — глядя в окно. — Девчонки твои в бочку залезли и плещутся — это нормально?

А я так перепугалась из-за его басен. Я фактически приревновала мужика, которого знаю чуть больше двух часов. И внутри бурлит так много всего, что меня уже не остановить:

— И вот мы с Афанасием не спим уже давно. Нет у нас постели, Максим. Я не понимала. Ну что не так? Думала, может, это связано с лишним весом. На тот момент, в нашу первую попытку, я немного поправилась, но он не говорил по этому поводу ничего, хоть я и спрашивала. Я округлилась, но не прям чтобы сильно. — Вижу, как заострились скулы Дубовского, как губы сжались в тонкую линию, ему не нравится то, что я сочиняю. — Так вот, я набрала немного. Весила девяносто килограмм при росте сто шестьдесят, ну, аппетитно выглядела: не толстая женщина, скорее сочная девушка. И я не брала в толк, почему у нас всё пропало? Искорка! Огонёк погас! Пыталась говорить с ним, а Афанасий мой молчок.

При слове «мой» Максим втягивает воздух. Ничего. Пусть терпит. Вон каких сказок мне насочинял, я чуть губу до мяса не искусала. Я тоже сочинять умею.

— Ну он мужик роковой, Афанасий-то. Если и раньше было у нас что-то, то всё происходило быстро, без разогрева, без лишнего. Страстный Афанасий за пятнадцать минут управлялся. И довольный отворачивался спать. Уж очень он горяч в этом деле. А в тот год вообще всё попрало. Ну я ради Афанасия, конечно, постаралась. Сбросила вес, бегать начала, скакалку купила, хула-хуп завела металлический, — продолжаю громче, — скакала как горный тушкан, чтобы Афанасию нравиться! И вторая наша попытка, спустя год, удалась! Ох, когда я вернулась к своим пятидесяти килограммам…

— Хватит! — Резко оборачивается Максим, оставляет штору в покое и пересекает кухню.

Идёт ко мне. Снова толкает к холодильнику, заглядывая в глаза, отбирает половник, швыряет нож. Давит всем телом. В очередной раз дышит в губы и напрочь лишает разума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не хочу это слушать! Повторяю, мне неинтересно!

— Нравится?

Что я творю? Куда меня несёт? Отчего всё внутри горит от его такой яркой реакции? С ума сошла! Чокнулась! Не иначе! Какие-то игры веду непонятные!

— Нет. Не нравится мне это, Ксения!

— То-то же! Больше не шути так, Дубовский! Любовницы, дети! Жёны!