Шрифт:
Закладка:
У Джованни было много неприятных качеств, но в дополнение к ним он оказался еще и мистиком. В его мире среди порхающих стрекоз все происходящее имело свои причины. Во все можно было верить. Все наполняла энергия, пропитывала страсть. Все сияло, ничто не имело границ, но находилось в ожидании зрелого понимания. Джованни можно было считать легковерным, пока принцип его веры пылал где-то там.
В Италии вообще все так и тянутся к чему-то мистическому. Возможно, потому, что эта страна похожа на вкусный член Европы, который воткнули в соленый океан мировой пизды. Горы тут повсюду, они устремляют свои вершины куда-то в самое небо. Грозные вулканы бурлят и извергаются едким дымом. Стероидные возвышенности Тосканы и Пьемонта, точно подростковые прыщи, выскакивают прямо на равнинах. От скал, обрушивающихся в Лигурийское море, кружится голова. Венеция, этот уходящий под воду зловонный город, сияет и переливается, точно вдовьи драгоценности. Если что-то из этого или все вместе живет в такой странной, тесной, уютной стране, где объединились — и неважно, хорошо это или плохо, — несколько государств, то почему бы и не поверить в реинкарнацию. В энергию камней. В силу шаманов, сбалансированность чакр или в то, что болезнь возникает из-за обнажения точек ветра.
Джованни. Произнесите это имя по слогам, шепотом, и оно напомнит вам вой морского анемона или оргазм. Произнесите его так, будто целуете кого-то, на выдохе. Язык Гумберта Гумберта совершал целое путешествие по имени Лолита, мой же путешествует по Джованни (мы с ним оставили бы друг друга, у нас были сложные и почти всегда невеселые отношения).
Джованни. Я убила его и съела его печень.
Конечно, это был несчастный случай. Точнее, убийство было случайным, но еда — преднамеренной. Я приготовила печень Джованни по-тоскански: паштет fegato di cinghiale, обычно его готовят из печени дикого кабана. Намазывала на тонкие crostini, подсушенные ломтики хлеба с чесноком и оливковым маслом, и смаковала с хорошим кьянти, посылая иронические поцелуи. Паштет оказался неожиданно вкусным, сохранившим некоторые нюансы. Правда, я немного сжульничала и добавила куриного жира, чтобы сделать вкус слегка сливочным. Но, учитывая многолетнюю приверженность Джованни к веганству и аскезу, которая замораживала любые его желания, что еще я могла сделать? Это была самая чистая человеческая печень, которая когда-либо попадалась мне. Так что я не могла обойтись с ней иначе.
Трюфели привели меня в Италию в декабре двухтысячного года, потому что все любят трюфели. Они только входили в моду, и в нашем журнале должны были быть непременно. На рубеже нового тысячелетия эти грибы завоевывали мир — трюфельная соль, трюфельное масло и микроскопически тонкие пластинки трюфелей. Если у вас есть вкус, если вам позволяет кошелек и если вы мечтаете побывать на пике блаженства, трюфели — то, что вам нужно, это ваша доза метадона, способ кайфануть по-настоящему. Но главное, знайте: вы так хотите съесть этот гриб просто потому, что кто-то вроде меня сказал вам сделать это. Без меня и таких, как я, гурманы были бы похожи на зомби, которые ходят безвольными кругами и только и ждут, когда им дадут еды.
Большой, красивый, раздутый бюджет журнала позволил мне найти трифулау, охотника за трюфелями. Сальваторе, похожий на кривое оливковое дерево, и такой же старый, оказался дядей одного знакомого винодела из Бароло. Так вот, Сальваторе был местной легендой, одним из самых успешных охотников за трюфелями. И хотя каждый трифулау дорожит своими охотничьими секретами почище наркодилера, у меня оказалось достаточно денег, чтобы он согласился взять нас на охоту.
То, что для поиска трюфелей используют свиней, оказалось просто мифом. Свиньи слишком крупные и упрямые, после охоты их трудно усадить на заднее сиденье автомобиля. Сальваторе когда-то давно, когда был еще молодым оливковым побегом, использовал свиней, но сейчас у него для этого есть собаки. Три. Все на разных этапах дрессировки, и все — гончие с розовыми, ужасно чувствительными носами и ясными романтическими глазами. Охотники за трюфелями перешли на собак лишь потому, что те гораздо легче человека, у которого они на поводке. Их нетрудно удержать, чтобы они, отыскав гриб, не попортили его. Глупые псины его, конечно, не съедят, им достаточно собачьего лакомства и мячика. Свиней же нельзя купить забавами и играми, они сипят, сопят, вырывают гриб и поедают его тут же и целиком.
Мы встретились в шесть утра. Стоял холодный декабрь. Нас было четверо. Для Сальваторе это уже слишком поздно. Обычно он начинал охоту намного раньше. В то время, когда ты, одурманенный танцевальными ритмами, флиртом и кокаином, на ощупь пробираешься из какого-нибудь клуба с каким-нибудь незнакомцем в свою или его постель. Охотники же за трюфелями люди очень воздержанные, и если что-то и позволяют себе, то только граппу. Они выходят со своими собаками еще затемно, потому что охотиться при свете слишком рискованно, другие охотники, их конкуренты, могут распознать тайные грибные места. Однако в потемках слишком тяжело сделать хорошие фотографии, поэтому Сальваторе, успокоенный обильным гонораром от журнала, любезно согласился выйти с нами на охоту засветло. Ему это было не в радость, но она и не подразумевалась. Подразумевалось, что он будет оставаться собой, простоватым и фотогеничным, и найдет нам несколько дурацких трюфелей, ну или хотя бы подыграет на камеру.
Туман полз по земле, как толстый серый кот. Мы ехали к ферме дядюшки-трифулау по извилистым пьемонтским холмам на маленьком «фиате», чьи фары едва освещали этот меховой туман. В нашем ménage a quatre только я и наш журнальный фотограф Гай были с похмелья. Остальные же оставались совершенно в трезвом уме: дядюшка слишком стар, чтобы пить, а Джованни слишком чист.
Оказалось, охотиться за трюфелями довольно утомительно, так, как вы только можете себе это представить. Надо слишком много ходить по заросшим травой холмам, на которых слишком много деревьев, опавшей листвы, кочек, скуки и ожидания того, что должно произойти. Совершенно бессмысленная прогулка с собакой, которая служит проводником, напоминает коан. Как звучит хлопок одной ладонью — щелчок одной мысли? Время от времени собака по кличке Стелла останавливалась и зарывалась носом в землю, ее тупой хвост подрагивал, точно антенна. Она начинала копать, Сальваторе отзывал ее, давал лакомство и осторожно раздвигал землю старой мотыгой для трюфелей, осторожно нащупывал
