— Ну-у, — протянул он, потирая лоб.

— Вот тогда все и началось. Я получил по башке. Хорошо так получил. И мне в голову подгрузились знания другого человека.

Прочтя в глазах Ильи непонимание, я потряс головой.

— А теперь поклянись, что никому не расскажешь того, чем я с тобой поделюсь, иначе мне конец.

— То есть, ты — теперь не он?

— Нет, я — это я. Иначе зачем я тут сижу и пытаюсь что-то тебе объяснить? Ты мой лучший друг. Единственный друг, который им остался до конца дней, и я лучше сдохну, чем потеряю тебя. Правда я теперь немного старше.

— Непонятно.

— Сперва поклянись. Я хорошо тебя знаю, ты не нарушишь клятву. Ну?

Илья кивнул и проговорил:

— Клянусь, что информация, полученная от тебя, умрет вместе со мной, и ее не узнает никто, кроме нас двоих.

— А теперь сядь. — Я кивнул на табурет. — Ну, давай.

Илья оседлал табурет и подпер голову руками, готовый внимать.

— Я — это Павел Мартынов, но спустя много лет. Мне подгрузилась собственная память, я жил в будущем и видел, как мы умрем. Не смотри так, это истинная правда, как и то, что я — это я.

— И как мы умрем? — вскинул бровь Илья.

— На войне. Мы вместе воевали. Тебя затрехсотило… То есть ты получил ранение, и я выносил тебя с поля боя. Почти вынес, но нас накрыло ядерным взрывом. Это было в две тысячи двадцать пятом году.

— Хм… И ты знаешь, что когда случится? — спросил он тоном психиатра, разговаривающего с буйным.

— Именно. В конце июля будет обмен советских рублей на новые, все ваши накопленные деньги сгорят, потому советую их поменять на доллары. Твоего отца я попытался убедить, что так выгодно, он вроде внял.

Похоже, не верит. Хоть ему четырнадцать, он отвергает религию и все сверхъестественное, ему проще верить в психическое расстройство.

Я усмехнулся.

— Ладно. Если хочешь считать меня психом, пусть будет так. Но просто запомни, запиши себе куда-нибудь: обмен денежных средств, конец июля. Точную дату, увы не помню, это было тридцать лет назад. А в октябре у нас в стране будет неудачная попытка государственного переворота. Большинство будет за Ельцина, а потом эти люди повзрослеют, отрастят мозг и устыдятся.

— А в ближайшее время что? — все пытался меня проверить друг.

— Обмен денег. До того не помню глобальных потрясений. Талькова уже грохнули. Должны убить Листьева, но тоже не помню когда… Жаль, Цоя уже не спасти.

Илья принес тетрадь с замком и на полном серьезе начал туда записывать все, что я говорю.

— Это правильно, — поощрил его я. — Пиши еще, что надо покупать землю и ваучеры. Акции нефтедобывающих компаний и «Газпрома». На акциях хорошо можно подняться с конца девяностых до, кажется, две тысячи второго.

Про чемпионат мира по футболу он меня спрашивать не стал. Я не особо фанат, но кое-что помню.

— Картина выглядит структурированной и логичной, — заключил он.

Я продолжил:

— Кем бы ты меня ни считал, психом ли, рептилоидом, как бы я себя ни вел, ты всегда останешься моим лучшим другом, потому что я знаю, какой ты хороший человек.

Воцарилось молчание, и опять напряженное, нервозное какое-то. Илья поглядывал настороженно, словно я в любой момент могу сорваться в неадекват.

— Илья. Просто поверь, что я не буйный, не опасный, и мое состояние не будет усугубляться.

— Точно?

— Вот посмотришь. А в конце июля убедишься, что я прав, — сказал я, вставая. — Иначе как я придумал все эти бизнес-схемы?

Илья не просто проводил меня до двери, но и вышел со мной на улицу. Мы двинулись ко второму подъезду, откуда спуск в подвал.

— Надо замок сменить, — напомнил Илья.

— У тебя есть?

— Есть, — кивнул он.

— Вот завтра и займемся.

Илья немного оживился и спросил:

— Так а что у тебя за план? Мне-то сказать можешь, я не трепло.

— Я бы назвал его операцией «Старый конь». У вас бабок в доме много живет?

Илья почесал затылок.

— Дофига. Четверть — бабки.

— Вредных много?

— Да всякие. Вредные тоже есть. А почему ты спрашиваешь? Как это связано с твоим планом?

Я заговорщицки улыбнулся и проговорил ему на ухо:

— Бабки — страшная убойная сила, которую все недооценивают. Завтра надо попытаться привлечь их на нашу сторону, и тогда враг не пройдет.

— Э-э-э…

— Нужно придумать страшилку, которая поднимет их на дыбы. К нам они настроены лояльно, мы им помогаем, не шумим, не мусорим. Завтра, имитируя субботник, мы им расскажем, что, представляете, какой кошмар, нас армяне выгоняют из подвала, чтобы устроить там публичный дом! Или видеосалон. Или склад с овощами. А значит, будут ходить, шуметь, мусорить, нюхать и колоться. Заведутся крысы, бомжи и барабашки.

— Ха! Гениально. А чего сразу нашим не сказал?

Я пожал плечами.

— Хотел обдумать все как следует. Да и боялся, что они испугаются субботника, а иначе как подкупить бабок?

Простившись с Ильей, я отправился домой, где меня атаковали Борис с Наташей, попытались выведать, что у меня за план по отваживанию захватчиков, но я молчал, как пленный партизан.

Всю ночь мне снилась Алиса. Маньяк держал ее в каком-то то ли подвале, то ли ангаре и чего-то от нее хотел, но почему-то не убивал. Я смотрел сон, как кино, не в силах вмешаться. Просыпался, пил воду, засыпал и видел продолжение.

Вскакивал в холодном поту, бродил по квартире, но следующий сон был ужаснее предыдущего. Хотелось прямо сейчас, среди ночи, сорваться к бродяжкам, шастать по городу, надеясь наткнуться на Саню-Юрчика, но я понимал, что это бессмысленно.

Потому что парень, скорее всего, иногородний, и шансы его встретить стремятся к нулю. Да и информаторы мои спят — где их искать? Это имеет смысл делать завтра ближе к десяти, когда рынок откроется.

Казалось, что этот сон на что-то намекает, подталкивает к действию, но единственное, что в моих силах — похерить все, что начал, и убиться об поиски, ничего не добившись. Внутренний голос пищал, что шанс, пусть и мизерный, есть, но здравый смысл велел отвлечься, так разум останется ясным, и пользы будет больше.

Вот встречусь с нашими, расскажу, что делать, и рвану к бродяжкам, а