и с задранной головой без малого пять раз, я решил, что погорячился, отказавшись от похода в бар. К счастью, следующим «информатором» Прохор назначил Николая, а меня перехватил появившийся на пляже Ванюша Кузьмин и потащил в сторону от нашей импровизированной тренировочной базы.

— Царевич, — колдун был очень доволен, — ты чего трубку не берешь?

Я показал ему в сторону того лежака, где валялись все наши телефоны, и пожал плечами:

— Занят я был, изображая из всех своих невеликих силенок грушу для битья. А что случилось?

— До тебя государыня дозвониться не смогла и меня отправила. — Ванюша продолжал улыбаться. — Короче, докладываю оперативную обстановку! Пока вы тут в солдатиков играли, а государь с государыней над обращением к подданным работали, наши высокородные малолетки на родине все-таки позабавились чуть-чуть с испанским посольством! Ну, ограду снесли стихиями и фасад у здания повредили, повыбивав все окна. Не волнуйся, — Кузьмин выставил перед собой руки в защитном жесте, — всех испанцев с обслуживающим персоналом и охраной к этому времени уже эвакуировали через подземный переход между зданиями, так что никто не пострадал.

— Ваня, — хмыкнул я, — а почему ты думаешь, что меня это волнует?

Колдун на это только отмахнулся и продолжил:

— Бате твоему на утверждение такие кадры умельцы шереметьевские прислали! Закачаешься! Сестры твои во главе разбушевавшихся малолетних патриотов смотрятся просто бомбически! Натуральные богини народного протеста! А кадры их задержания полицейским спецназом, царевич! Ты будешь восхищаться своими сестрами, когда увидишь, с каким гордым и несломленным видом они грузились в автозаки!

Я уже хотел увидеть эти записи, но спросил о другом:

— А бабушка-то от меня чего хотела?

— Это самое интересное, царевич! — Кузьмин потер руки. — Когда мы с твоим отцом, великим князем Владимиром Николаевичем, князем Пожарским и генералом Нарышкиным с огромным удовольствием посмотрели эти записи, в номер вернулись государь с государыней, ну и понеслось…

Ванюша замолчал и уставился на меня с многозначительным видом. Я же вздохнул:

— С бабушкой случилась истерика?

— Еле успокоили! А когда государыня пришла в себя, тут же кинулась звонить любимой старшей внучке, которая, видимо, со страха перед бабушкой и слила тебя по полной программе!

— Ожидаемо… — опять вздохнул я. — И теперь бабушка жаждет моей крови…

— Только одна государыня и жаждет, царевич! Государь уже утвердил задним числом ваш с Николаичем план, но приказал мажоров и мажорок продержать в цугундере только до вечера. Сейчас они с государыней более подробно те пафосные видеокадры изволят просматривать, про которые я тебе в самом начале говорил, отвлекаясь периодически на многочисленные звонки родни наших малолетних патриотов. Царевич, — Кузьмин аж причмокнул, — ты прикинь, в кровавых застенках оказалось в общей сложности больше трехсот подростков обоих полов в возрасте от четырнадцати до двадцати с лишним лет! Помимо Марии с Варварой, злые полицейские приняли еще четверых твоих братьев и сестер по линии Романовых! Со стороны Пожарских двоих! Дашковых тоже двоих повязали! Многочисленные кровиночки всех главных родов без исключения тоже на киче изволят париться! Короче, царевич, — колдун выдохнул, — такого за последние лет триста в России еще не было!

— Да, — протянул я, — заварила наша Варя кашу! Вот кого в казарме на пять лет закрывать надо! Если все закончится так, как мы планировали, а необходимый патриотический эффект будет достигнут — костьми лягу, но добьюсь у царственного деда для Пафнутьева и Лебедева серьезных наград! Орденами государь не отделается.

— Вопрос уже на контроле его императорского величества, — Кузьмин лучился довольством. — С подачи твоего отца и двух других твоих дедов.

— Вот и славно! — кивнул я. — А сейчас надо бы любимой бабушке звякнуть, а то старушка может еще больше осерчать…

Разговор с государыней прошел в «теплой и дружеской» атмосфере, а я узнал про себя много нового наряду с давно известными фактами: что я абсолютно испорченный и наглый подросток, не считающийся с мнением старших и проживших жизнь родичей; что я никого не люблю, кроме себя, и ради достижения каких-то там мутных целей готов пожертвовать репутацией совершенно беззащитных младших сестер, да еще и подвергнуть их жизни опасности! Самым же страшным обвинением стало нарушение мной субординации — старушка безапелляционно заявила, что вопросы воспитания Марии, Варвары и Елизаветы находятся исключительно в ее ведении и чтобы я не смел в этот процесс вмешиваться.

Никаких возражений бабуля, естественно, слушать не пожелала, да и я не настаивал и, убрав телефон в карман, повернулся к Кузьмину:

— Государыня действительно зла, но, по моим ощущениям, не так чтобы очень. Вины, понятно, я за собой не чувствую, но задобрить старушку все-таки надо — вдруг Маше с Варей не так сильно достанется? Какие будут предложения?

Колдун задумался на пару мгновений, а потом посветлел лицом:

— Царевич, а ты сегодняшнюю трассу на Ниццу вспомни! Чего там государыне так не хватало?

— Ваня, — у меня невольно округлились глаза, — ты совсем с ума сошел? Если мы с тобой еще и Изабелку у Савойских выкрадем и бабушке для пыток приволочем, боюсь, императором мне уже никогда не стать, а твои сыновья точно останутся сиротками!

— Царевич, — Кузьмин вовсю ухмылялся, — ну почему твой извращенный головной мозг всегда генерирует самые херовые сценарии развития событий? Кто говорит про Изабелку? Государыне нашей на той дороге не хватало ножа! Вот и стоит в качестве жеста примирения подарить ей нечто изящное, но смертоносное! Самое же главное — перышко должно помещаться в маленькой дамской сумочке!

Я с облегчением выдохнул:

— Слава богу! Ванюша, ты голова! Осталось только где-то добыть это самое изящное перышко…

— Пахана местного напряги, — пожал плечами он. — У него всяко в общаке должно быть что-то подобное.

— Какого еще пахана? — не понял я.

— Ты, царевич, похоже, с недосыпа тупишь! Звони князю Монако и озвучивай тактико-технические характеристики ножичка. И упор делай не на качество стали клинка, а на красоту и изящество всего изделия в целом. И желательно брюликов с прочими самоцветами по максимуму — государыня это будет оценивать в первую очередь.

— Уже звоню…

Переговоры с князем Альбером долго не продлились — «местный пахан» пообещал подобрать что-нибудь подходящее и прислать с нарочным. О деньгах Гримальди разговаривать наотрез отказался, заявив, что богаче он все равно не станет, и шутливо приказал мне на правах будущего родственника обращаться по подобным поводам без всякого стеснения.

Кузьмин, слышавший весь разговор, остался доволен:

— Теперь, царевич, надо правильный момент выбрать, когда государыня в благостном настроении будет пребывать, и дело в шляпе! Таким моментом, по моему скромному разумению, будет информация о том, что ее любимые внучки наконец-таки с кичи откинулись.

— Согласен, — кивнул я. —