вкупе с мягким диваном погрузили меня в глубокий сон, пробуждение от которого было резким и неприятным. Меня довольно сильно трясли за плечо, одновременно приподнимая с моего лежбища. Проснулся махом и, конечно, начал вырываться.

— Хватит. — Резкая команда стальным голосом привела меня в чувство. Я поднял глаза и стал рассматривать державшего меня человека. Узнал я его сразу. Это был охранник, из-под которого я так удачно вылез, передавая свою записку в коридоре интерната.

— Вставай, Михаил. Со мной пойдешь и чтоб без глупостей! — тоном, не терпящим возражений, произнес охранник, пристально посмотрев на меня, как будто просвечивая рентгеном и проверяя, готов я на «глупости» или нет.

Можно подумать, у меня были сейчас варианты его не послушаться, и я, покорно кивнув головой, спросил:

— Куда идти?

— За мной иди, вон на стоянке машина стоит, прокатимся. — И он, указав направление, пропустил меня вперед.

Идти было действительно недалеко. Черная «Волга» была припаркована почти у самого входа в туристическую часть Кремля. Но прежде чем посадить в машину, меня достаточно грубо обыскали. Сверток за пазухой нашелся быстро, но после осмотра содержимого был, мне на удивление, возвращен. Ехали мы от силы минут пятнадцать. У меня ничего не спрашивали, и я тоже сидел, молча обдумывая свой предстоящий разговор. Ведь сомневаться в цели поездки мне и в голову не приходило. Да и как-то специально готовиться тоже. В те годы все происходило у нас на глазах, и мы в этом жили, поэтому я не мог что-то забыть, разве самую мелочь, или ошибиться в последовательности прошедших событий. А думал я о том, что, помимо общего блага, если все, конечно, получится, у меня есть просьба личного характера. Я хотел попросить выпустить моих друзей и учителя из тюрьмы и снять с них все обвинения. Ведь в их проблемах виноват только я, мне и все исправлять. Вышли из машины. Большие двери и бесконечные коридоры сменяли друг друга. Сначала уклон вниз, потом лестница вверх, три или четыре поворота то вправо, то влево. Мне казалось, что мы прошли расстояние не меньше, чем проехали.

— Нам сюда, — открыв очередную дверь, скомандовал охранник. — Садись на стул и жди.

Я уселся на мягкий стул возле стены с большими красивыми напольными часами, напоминающими огромное дерево с большим дуплом, только вместо отверстия — циферблат. Замысловатые фигуры по бокам были настолько умело вырезаны, что передавали эмоции своих персонажей. Гном справа улыбался, а тролль скалил рот, полный клыков, и смотрел снисходительно исподлобья. Но долго разглядывать столь дивный предмет искусства мне не довелось. Буквально через минуту вернулся мой сопровождающий и, махнув головой, открыл передо мной дверь. Я поднялся со стула и воспользовался его приглашением. Дверь за мной закрылась, и я оказался в кабинете без окон. Посередине стоял огромный письменный стол, заваленный различными папками и файлами. Во главе стола в кресле, с большими подлокотниками и огромной резной спинкой с изображением герба, сидел сам Генеральный секретарь, а точнее, даже не сидел, а утопал в глубине этого «трона». По правую руку от него сидел мужчина крепкого телосложения и о чем-то тихо, слов было не разобрать, рассказывал, слегка наклонившись к собеседнику. Я стоял, не шелохнувшись, ожидая указаний. Наконец на меня обратили внимание, и «здоровяк» жестом подозвал меня к столу.

— Твое? — Он протянул мне сложенный листок бумаги, открыв который, я, естественно, узнал свое письмо.

— Мое, — не поднимая головы, ответил я. Почему-то смотреть в глаза собеседнику было очень неприятно, а в лицо Главному человеку страны — вообще выше моих сил.

— Заинтересовал, не скрою, — продолжил беседу со мной «здоровяк». — Конечно, можно было бы тебя сначала пропустить через Лубянку, да есть большое «но», не терпящее отлагательств. В твоем письме есть одна деталь, которая может многое изменить. Что ты там пишешь про отстранение от власти, когда и, главное, кто? Хотя ладно, давай по порядку. Начни с того, как ты слетал в будущее и смог вернуться. Машину времени построил?

Я уже хотел было начать свой рассказ и выложить все как на духу, но в голове стала крутиться только одна-единственная мысль. И чем больше она крутилась, тем страшнее мне становилось. Из моего письма их волнует только одно: кто и как отлучит их от власти? Не крах и не распад, не общая разруха, не смерть страны, а только власть? И если я сейчас открою правду, все, что знаю про ПУТЧ — переворот, устроенный партийной верхушкой, министрами и генералами? Про то, что это событие подвигло доселе молчавшие народные массы выйти на баррикады и заставить старый аппарат сдаться и уйти. Тогда все думали, что именно они виновны во всех бедах: и в наступившей перестроечной бедности, и в нестабильности, — а новые демократические силы, орущие со всех трибун, принесут им долгожданные изменения. Люди шли на танки под слова Виктора Цоя, звучавшие изо всех магнитофонов: «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза» — и верили, что победят старый режим и все у них сразу будет хорошо. Думали, как лучше, а получилось, «как всегда». После так называемой победы демократии власть перешла к новому народному избраннику, обещавшему навести порядок «по-новому», и мы продолжили движенье всей страной вниз с еще большей скоростью. Президент, в угоду пришедшей с ним к власти элите, подпишет «судьбоносный» документ, которым сделает контрольный выстрел в голову «агонизирующей» стране, — о передаче народной собственности в частные руки. И, находясь в кремлевском кабинете, я понял, что ничего я не смогу сделать и своим откровенным рассказом сменю одних врагов советского народа на других. Нет никому там дела до народа, до всех нас, их главная цель состоит в удержании власти. И стал я лгать «без страха и упрека». Что сон приснился ночью, где все в разрухе, где в вас стреляют из броневика солдаты, и что соратники от вас ушли. Еще видел на вас красивую медаль с надписью «За мир», и так далее и тому подобное. В общем, молол всяческую чушь, стараясь хоть немного придерживаться текста моего письма, пока меня не прервал звонок.

— Да. Слушаю. Все. Да, уже свободен. Сейчас я поднимусь. — На этом разговор Генерального по телефону закончился, и на его лице я увидел нескрываемое разочарованье: похоже, мой бред подействовал.

— Выйди в коридор и жди! — прокричал «широкоплечий» резким, раздраженным голосом.

Я опустил голову почти до груди и вышел, закрыв за собой дверь.

За дверью меня ждал все тот же охранник.

— Пошли за мной, — скомандовал он и первым вышел в коридор.