Шрифт:
Закладка:
Эскиз внутреннего двора
Эскиз интерьера торгового зала
Торговля же из 29 тысяч кв. метров общей площади занимала лишь треть – казалось бы, мало и непропорционально. Но в этом был тот дух жизнестроительства, которым 60-е так созвучны 20-м: поход за покупками и не должен занимать много места (и времени) в жизни советского человека! Неслучайно в образном строе универмага так много от фабрик-кухонь конструктивизма. Что логично, ибо Михаил Мошинский учился в годы его расцвета в киевском стройинституте. А редкостной красоты фасад, решенный всего одной линией, можно даже сказать, щелью, более всего напоминает проект рабочего клуба (1926) Лазаря Хидекеля, лучшего ученика Малевича. И в том же самом духе 20-х авторам была поставлена в укор плохо сделанная крыша, которую будет видно из окрестных домов.
Интерьер торгового зала
Общий вид. 1969
Местные жители с нежностью вспоминают былое: «“Первомайский” был не просто торговый центр. Это был культурный центр района. Чисто, светло, музыка, эскалатор… Вечерами многие дворовые компании шли прогуляться по его секциям, поесть мороженого, заглянуть в отдел грампластинок и поговорить о недостатках советских магнитофонов». Кто мог себе позволить, шел в ресторан, кто не мог – в совмещенную с ним столовую, где торговали вином в розлив с конфетой «Стратосфера» на закуску. Кстати, бетонные гексаэдры, которыми вымощена территория вокруг универмага, местная молва упрямо приписывает летному полю Измайловского аэродрома. Который в начале 50-х действительно занимал полрайона, обеспечивая Измайлову прямую связь со стратосферой.
21. Студия военных художников им. М.Б. Грекова 1965–1969
АРХИТЕКТОРЫ Ю. КРИВУЩЕНКО, И. ВАСИЛЕВСКИЙ, О. ДАНЧЕНКО
ИНЖЕНЕРЫ Н. ТИМОШИН, Е. ЛЕБЕДЕВА
ХУДОЖНИКИ А. АЛЕКСЕЕВ, А. МИХАЙЛОВ
ул. СОВЕТСКОЙ АРМИИ, 4
ДОСТОЕВСКАЯУникальная типология – коллективная мастерская художников – выстроена с расчетом на создание гигантских батальных полотен
Улица Советской Армии не только носит боевое имя, но и представляет «архитектуру в униформе», как одноименный музей – историю Советской армии: издалека. Начинается улица Центральным домом Советской армии (усадьба XIX века), далее – Центральный театр Советской армии (1938), затем – Музей Вооруженных сил (1965) и, наконец, Студия Грекова. Но если театр и музей известны и доступны, то Студия замаскирована в зелени как режимный объект, забор на замке, и чужие здесь не ходят.
Разрез
Слово «студия» в ее названии означает не учебное заведение, а именно что studio: тут творят. Это коллективная мастерская на 32 художника, каждому из которых вверена двусветная мастерская в 36 квадратных метров. Может, и не так много, но развивающееся вверх пространство интересно, почти как ячейка дома Наркомфина. А главное, конечно, свет, которого так не хватало Сурикову, писавшему своих «Стрельцов» «чуть не под диваном», откуда и многие их цветовые огрехи. Мастерские обустроены на втором этаже по всему периметру здания, а в центре его – выставочный зал, окруженный галереями и освещенный верхним светом. Он предназначен как для выставок, так и для создания крупноформатных полотен – хоть «Стрельцов» тут пиши, хоть «Бородинскую битву».
Именно ученик автора знаменитой панорамы, Митрофан Греков, и заложил основы Студии, получив у Климента Ворошилова «добро» на прославление подвигов Первой конной. Греков написал знаменитую «Тачанку» (1925) и вообще справился с задачей куда лучше, чем Исаак Бабель, опорочивший кавалеристов «Конармией». И в 1934 году Ворошилов приказал создать на базе отдельной кавбригады изостудию. Сам Греков к этому времени умер, но дело его оказалось бессмертным: работы Студии украсили стены не только соседнего музея, но и самых разных военных учреждений по всей стране (кроме того, именно грековцы воссоздавали панораму Франца Рубо после пожара 1967 года). Студия благополучно пережила пацифистские 90-е и стала успешным бизнес-проектом: она по-прежнему завалена заказами, а сегодня в ее распоряжении еще и центр цифровых технологий, а также реставрационная, багетная и иконописная мастерские (о чем Греков и мечтать не мог).
Интерьер
Художник с его «всемирным запоем», существо по определению непредсказуемое, в условиях строгой армейской дисциплины кажется нонсенсом. Но еще Маяковский мечтал, «чтоб к штыку приравняли перо», а в зрелом СССР «художник в погонах» был такой же нормой, как и «искусствовед в штатском». Не говоря уж о том, что лучшие советские песни и фильмы – именно те, что про войну. Чего, правда, не сказать о живописи: батальный жанр слишком удачно соответствовал канонам соцреализма, чтобы грековцы создали свою «Гернику». Но вот архитекторы, работавшие в системе Минобороны, имели куда больше свободы, чем простые штатские смертные. Могущественный заказчик и доблестный стройбат позволяли им создавать в жанре домов отдыха и санаториев раскрепощенные шедевры, большинство которых остается секретными объектами по сей день.
Поэтому не такой уж большой парадокс, что здание Студии выстроено в соответствии почти со всеми принципами Корбюзье. Тут есть и опоры-ножки, и ленточные окна, и независимость фасада (что подчеркивает гигантский рельеф), и плоская кровля, лихо взрезанная световыми фонарями. А также открытый внутренний дворик, в котором проросло дерево, словно бы символизируя тот сокровенный смысл, который Корбюзье закладывал, поднимая здания на опоры: чтоб земля продолжала жить и цвести. Фронтовик Юрий Кривущенко, с 1950 года строивший для Министерства обороны (в будущем – его главный архитектор), был искренним фанатом Корбюзье (его комплекс ЦСКА [48] на Ходынке – оммаж дворцу в Чандигархе). Он взял у него все то, что соответствовало военному духу, – строгость, логику, стремление к порядку и чистоте. Но и в размышлениях самого Корбюзье об архитектуре военные резоны имели не последнее место. Пустота на месте первого этажа уменьшает удар взрывной волны, а раздвижные рамы ленточных окон плотнее обычных и лучше блокируют просачивание газов…
Эта повышенная обороноспособность позволила зданию сохраниться так, как не сохранился ни один другой объект советского модернизма. Здесь все родное и настоящее: не только стены
