штабного ординарца, который должен проследить за выполнением приказа, часами пленного, понявшего все и закаменевшего в ожидании неминуемого. Отделавшись от настырного присутствия Толика, Сашка ведет "своего" немца все дальше и дальше в поле, надеясь на чудо, на встречу более высокого, чем капитан, начальства, которое вдруг возьмет да отменит приказ. Но чуда не происходило. Поле оставалось пустынным. И вдруг послышался крик со стороны деревни. "Обернулся Сашка и обмер — маячила вдалеке высокая фигура комбата, шедшего ровным, неспешным шагом прямиком к ним, а рядом ординарец Толик, то забегавший поперек капитана, то равнявшийся с ним. Он-то и кричал что-то, наверно, Сашку звал. Побледнел Сашка, съежился, облило тело ледяным потом, сдавилось сердце — идет комбат, конечно, проверять, исполнен ли приказ его! И что будет-то?.. И секундной вспышкой мелькнуло — ну, а если... хлопнуть сейчас немца и бегом к капитану: "Ваше приказание выполнено..." И снята с души вся путань... И, не тронув автомата даже, только повернувшись чуть к немцу, увидел Сашка, прочел тот мысль эту секундную, смертной пеленой зашлись глаза, заходил кадык... Нет, не могу... Такая слабость охватила, но в душе нарастало: не буду, не буду! Пусть сам комбат стреляет. Или своему Толику прикажет. "Не буду!" И когда решил так бесповоротно, вроде спокойней стало, только покой этот — покойницкий... Лишь бы скорей подходил комбат, лишь бы скорей все это кончалось. И немцу маета эта невпроворот, и Сашке... Только минуты перед атакой бывали для Сашки такими же маетными, такими же мытарными... И тихо бывало так же". К счастью, комбата хватило на то, чтобы понять солдата и отменить свой приказ.

О том, что настало время открыто взглянуть и на такие противоречия жизни, свидетельствует трагедия военных событий в Афганистане. В прессе описана ситуация, когда солдаты стояли перед выбором: выполнить приказ командира об уничтожении не просто военнопленных, но гражданских лиц, женщин и детей, в отношении которых даже не было улик об их принадлежности к душманам, или отказаться от этого. Приказ был выполнен, и за это солдат, его исполнитель, впоследствии получил по суду срок: 5 лет заключения в колонии строгого режима. Ситуация противоречива. С одной стороны, "преступление против нравственности —м есть преступление", с другой стороны, "приказ есть приказ" (отдавший его человек по ранению перестал быть дееспособным). Когда-то, до 1924 г. в Красной Армии рядовой мог отказаться выполнить приказ командира, если считал его преступным. Со временем установки изменились и приблизились к той морали, которой защищались от обвинений в преступлениях против человечности деятели гитлеровского рейха: "Я солдат, я выполнял приказ!" В разных странах мира существуют различные подходы к этой проблеме: где-то приказ свят, где-то у подчиненного остается право на критическое к нему отношение, вплоть до отказа его выполнения. Похоже, что наше правосознание находится сегодня на распутье. Во всяком случае противоречие между традицией армейской дисциплины и решением суда — налицо. (ЛГ. 1989. 15 февр.)

Еще один сюжет той же проблемы — судьба генерал-лейтенанта М.К. Шапошникова. В 1962 г. он отказался выполнить приказ генерала И.А. Плиева танками атаковать колонну рабочих-демонстрантов, шедших из поселка в Новочеркасск. В этом случае погибли бы тысячи людей. Расстрелу мирных жителей на площади перед горкомом партии он помешать не успел и позже писал, обращаясь к XXVII съезду партии: "Что же касается меня самого, то я и тогда и поныне продолжаю себя казнить за то, что в июне 1962 г. не сумел помешать кровавой акции".

Поисковики, разыскивающие в лесах, полях, горах и болотах останки воинов Красной Армии, самим ходом событий сталкиваются с последствиями острейших противоречий военного времени, связанных с гибелью людей. Важнейшим из этих противоречий мы считаем проблему использования людей в качестве средства для достижения какой-либо цели, поставленной не ими, а кем-то за них. Такого рода использование человека советский психолог и философ С.Л. Рубинштейн считал основным нарушением этической, нравственной жизни. С этой точки зрения вся война представляется грандиозной безнравственной ситуацией, поскольку человеческая жизнь в условиях войны есть главным образом средство решения самых разнообразных задач, в том числе и средство выиграть время, произвести наиболее сильное впечатление на противника и т.п. На войне солдата не спрашивают, согласен ли он рискнуть жизнью для достижения цели, поставленной командованием, ему просто приказывают. Более того, на этом пути возможны, как и везде, трагические ошибки, карьеристские соображения и просто человеческая недобросовестность. Какое-то число людей гибнет неоправданно, и к этому на войне тоже приходится привыкать, как и к "случайной" гибели от огня противника. Очень много удачи и мужества нужно человеку, чтобы стать средством не только в руках командования, но и в своих собственных — средством решить боевую задачу, средством помочь своим товарищам, средством спасти чужую жизнь ценой своей...

Памяти старшего лейтенанта Михаила Окулова, ярославца

Ракета

Человек на фронте — как ракета.

Вспыхнет на минуту и умрет, —

но ее мерцающего света

хватит,

чтоб фланкирующий дзот

брызнул торопливо вдоль траншеи

трассами кинжального огня,

и фашисты, втягивая шеи,

бросились в сугробы, гомоня;

хватит,

чтоб сержант, вбежав в землянку,

торопливо выкрикнул — В ружье! —

и бойцы метнулись от времянки,

похватав оружие свое;

хватит,

чтобы первую гранату,

выхватив из ниши второпях,

бросить наобум вперед куда-то,

чтоб прогнать растерянность и страх,

хватит,

чтоб на всем переднем крае

стало от стрельбы светло как днем, —

а в снегу ракета догорает

навсегда стихающим огнем.

Ю. Белаш

За все на войне платят человеческими жизнями: от этого не уйти. Но и в этом мире есть свои проблемы. Для одного командира в этом противоречии — главная трагедия войны. Б.А. Бялик приводит случай, когда боевой комбат, старший лейтенант И.И. Леонов, после того как ему пришлось, окруженному, отстреливаться с чердака дома, записал в дневнике: "Вот было только что пять живых людей. Они уже никогда не увидят неба, будут лежать, пока их не зароет наша похоронная команда. А родным сообщат, что они пропали без вести, и те будут долго ждать их... Война!" Пятеро убитых были немецкими солдатами, но для него они были еще и людьми.

Другой командир не жалеет ни своих, ни врагов: для него все