Несмотря на этот возвышенный идеализм, в творчестве По звучали и более приземленные, даже механические ноты. Он выступал против влиятельного взгляда Кольриджа на воображение как на квазибожественную способность. В рецензии на книгу Джеймса Дальтона «Питер Снук» По преуменьшил представление о том, что художественное воображение творит ex nihilo (с лат. – «из ничего»). «Зародить, – утверждал он, – значит тщательно, терпеливо и с пониманием соединить». Мэри Шелли выдвинула аналогичный материалистический взгляд на воображение во введении к своему изданию «Франкенштейна» в 1831 году, заявив: «Изобретение, надо смиренно признать, заключается не в создании из пустоты, а в хаосе. Материалы должны быть в первую очередь доступными: они могут придавать форму темным бесформенным веществам, но не могут создавать само вещество».

По решал парадокс. Посредством звуков и смысла образное письмо вело слушателя к неосязаемому, духовному идеалу. Однако поэт трудился не как дух или Бог, а как ремесленник, мастер, возможно, механик: собирая конкретные материалы в новые конструкции.

Временами он усиливал этот парадокс, переходя от висцерального реализма к бесплотным полетам в царстве духа. В конце концов он изложил уникальное философское видение, где материя и дух могут быть быстро сопоставлены или слиты – две стороны одной метафизической монеты.

Люди-летучие мыши

Противоречия в поэтических теориях По и его любовь к «ощутимой неизвестности» были созвучны философской, технической и научной напряженности его времени. В эпоху новых наук, спешно распространяемых в новых журналах, лицеях и лекционных залах, идеи об отношениях между духом и материей, между Богом и людьми подвергались тщательному анализу, оспаривались и низвергались. Новые открытия и научные достижения, а также бешеный темп и непрекращающиеся сюрпризы прессы оставляли у читателей серьезные сомнения в том, кому и чему верить.

Например, новая и противоречивая наука френология претендовала на объяснение характера человека путем эмпирического наблюдения за черепом. Будучи зарожденной в конце восемнадцатого века в Вене Францем Галлом и получив распространение в Париже, она встретила поддержку среди растущего среднего класса в Великобритании и США. Френология утверждала, что характеры и умственные способности людей – любовь (или влюбчивость), промышленность и идеальность (или воображение) – расположены в различных органах мозга. Поскольку череп повторяет форму мозга, выступы в разных частях головы указывали на большие или меньшие органы для каждой черты характера.

Френология считалась увлекательной и практичной наукой. Оценивать друзей и врагов по внешнему виду и наблюдать, как по бугоркам на черепе читается характер, доставляло бесконечное удовольствие. Занимаясь темами, представляющими всеобщий интерес, науку можно было освоить при индивидуальном изучении. Впрочем, она также вызывала и споры. В популярной книге шотландского френолога Джорджа Комба «Строение человека» прямо утверждалось, что «умственные качества определяются размером, формой и конституцией мозга». Несмотря на его аргументы в пользу совместимости этой науки с христианством, подобные заявления, казалось, отрицали веру в вечную душу, независимую от тела.

Рассматривая четвертое издание учебника по френологии, По нехотя отметил: «Мы могли бы решиться послушать». Несколько месяцев спустя он отругал другого писателя за то, что тот нападал на френологию, даже ее не изучив. К марту 1836 года в рецензии на книгу «Френология» миссис Л. Майлз, которая продавалась с печатными карточками и керамической головой, френология, по мнению По, «обрела величие науки, и как наука занимает одно из важнейших мест». Методы и концепции френологии пройдут через всю его критику и художественную литературу.

Летом 1835 года произошла еще одна научно-популярная сенсация: возвращение кометы Галлея, замеченной в последний раз в 1759 году. Предприниматели установили телескоп в парке Сити-Холл в Нью-Йорке и брали за просмотр шесть центов. Во время этой «своеобразной мании» Ф. Т. Барнум заметил, что «общество буквально занималась не чем иным, как наблюдением за звездами».

Анонимная газетная серия, опубликованная в The Sun, первой из ежедневных газет, продававшихся на углах улиц, затронула летнюю астрономическую лихорадку. В августе 1835 года The Sun поместила на первой полосе эксклюзивную статью «Открытия на Луне», которая, как утверждалось, была перепечатана прямо из «Эдинбургского научного журнала». В ней подробно описывалось, что увидел Джон Гершель в астрономической обсерватории в Южной Африке с помощью гигантского телескопа. Его изображение передали на стену с помощью «гидро-кислородной» лампы. Эта новая форма освещения, использующая химический принцип театрального освещения, разработанный Робертом Харе и Майклом Фарадеем, обеспечивала ослепительные шоу волшебных фонарей[20] в залах лицеев, проецируя чудеса природы и яркие цветные фантазии. Прикрепленные к микроскопу, кислородно-водородные волшебные фонари могли открывать скрытые миры насекомых, тканей и крошечных природных структур.

В докладе The Sun эта оптическая технология, присоединенная к телескопу, открыла мир на Луне. На стенах Кейптаунской обсерватории Гершель и его коллеги увидели пещеры, окрашенные в цвет рубинов, огромные озера, высокие горы, пышные леса, а при ближайшем рассмотрении – рогатых медведей, зебр и голубых единорогов. Но самое поразительное, как сообщается в пятом выпуске, они увидели человекоподобных существ, стоящих на двух ногах и летающих на крыльях, а также свидетельства цивилизации этих «людей-летучих мышей», включая совершенные пирамиды, увенчанные отражающими сферами.

Благодаря истории о Луне тираж газеты вырос до более чем семнадцати тысяч экземпляров, что в десять раз больше, чем у конкурентов. Выдержки из серии обсуждались по всей Америке и Атлантике. Посетители засыпали Гершеля вопросами о лунной жизни. Согласно одной из легенд, профессора астрономии Йельского университета Элиас Лумис и Денисон Олмстед пришли в редакцию The Sun, требуя оригинал эдинбургского отчета, на что редактор отправил их в погоню из типографии в типографию. Серия закончилась катастрофой: в последнем выпуске сообщалось, что телескоп Гершеля, направленный на солнце, создал настолько интенсивный луч света, что обсерватория воспламенилась и сгорела. В конце августа газета Herald развенчала эту историю, документально подтвердив ее противоречивость. Четыре года спустя анонимный автор, аболиционист и реформатор Ричард Адамс Локк признался в авторстве.

«Открытия на Луне» появились через два месяца после «Ганса Пфааля» По – реалистичного рассказа о лунных наблюдениях. Эдгар По публично принял утверждение Локка о том, что он не видел предыдущую повесть, но независимо от того, вдохновлялся ли Локк Эдгаром По или нет, «Лунная мистификация» преподала По незабываемые уроки. Удивительные факты дают простор для воображения, особенно когда они изложены на языке технических доказательств и точных наблюдений. По заметил, что «ни один человек из десяти не опроверг» сообщение. Даже те, кто не верил, охотно покупали его и обсуждали.

Как и роман «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, который По рецензировал в новом иллюстрированном журнале издательства Harper & Brothers, «Открытия на Луне» Локка обладали редким качеством, которое По назвал «мощной магией правдоподобия». Дефо сплел литературное заклинание