к людям сослужила Константину хорошую службу: всю жизнь ему будут платить взаимностью. Замечательная способность удерживать людей вокруг себя, обогащать сложившиеся отношения часто помогала князю. Он никогда не забудет свою няню, как не забудет товарищей детских игр и сослуживцев, кем бы они ни были. К двенадцати годам сложился глубокий, отзывчивый характер, гибкий и самокритичный ум, любвеобильное и открытое сердце. К этому времени выработались устойчивые навыки и привычки, сложились привязанности и наклонности. Этот возраст считался достаточным, чтобы оторвать от нянюшек и начать вырабатывать мужской характер и государственный взгляд на вещи, в основе которого – понимание ответственности великокняжеского происхождения. Об отношениях с воспитателями и служащими в семье свидетельствует эпизод, рассказанный в своих воспоминаниях сыном Великого Князя. Гавриил был крайне удивлен, увидев однажды, как челядь Великого Князя Андрея Владимировича целует его в плечо. Этот обычай Андрей перенял от своего отца. В той семье так было принято. В доме Гавриила ничего подобного не наблюдалось, он даже не знал, отец его или дед отменил этот крепостнический порядок (Романов Г.К., 2001). С малых лет Константин Николаевич приобщил мальчика к музыке, они часто играли на фортепиано в четыре руки. Уже с 1870 года юный князь по инициативе отца, преобразователя Российского флота, плавал на судах Морского кадетского корпуса, а в 1874 году был произведен в гардемарины и на винтовом фрегате «Светлана» отправился в кругосветное плавание. Через год – еще один поход – по Атлантическому океану. С 1877 года Константин – на театре военных действий в чине мичмана. За атаку турецкого парохода Великий Князь был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Августейший мичман сумел спустить брандер и поджечь турецкий пароход, стоявший у острова Гоппо. В докладе начальнику морских команд на Дунае лейтенант Ф.В. Дубасов писал: «Считаю долгом прежде всего упомянуть о Его Императорском Высочестве Великом Князе Константине Константиновиче, хладнокровие и распорядительность которого несомненно выше его лет и опытности; выполненное им поручение лучше всего, впрочем, говорит за себя». В представлении к поощрению отмечалось: «В награду отличной храбрости и распорядительности, оказанных при воспрепятствовании турецким войскам переправиться через Дунай у Силистрии».

Князь безоглядно доверял дневнику самые сокровенные события своей жизни. «За компанию» с морскими офицерами, возвращаясь из Америки в Россию, молодой человек посетил в Гамбурге знаменитую улицу «красных фонарей»: «Из всех окон выглядывали женщины и зазывали к себе. Я два раза прошелся по улице и потом, заметив где-то наверху хорошенькую головку, вошел. Она была красива, чудные глаза…» (9 июня 1877 г.). Плавание закончилось, и 19 июня 1877 года возмужавший Великий Князь вернулся в Павловск, где его радостно обняли родители и два младших брата.

26 ноября 1878 года, в праздник Святого Великомученика и Победоносца Георгия, Константин Константинович принес присягу на верность службы Государю и Отечеству в Зимнем дворце. Торжественный и трогательный церемониал подробно изложен в деле 863 из описи 1 фонда 469 РГИА. Привожу краткую выдержку из него: «…по вступлении в Собор, Государь Император изволит подвести Государя Великого Князя Константиновича к поставленному пред алтарем аналою, пред Животворящий Крест и Святое Евангелие, для произнесения, на основании Учреждения об Императорской Фамилии, присяги, как в верности Царствующему Государю и Отечеству, так равно в соблюдении права наследства и Фамильного распорядка. Присягу, для того установленную, читает Его Императорское Высочество Государь Великий Князь Константин Константинович вслух, потом утверждает ее Своею подписью и передает присяжный лист Государственному канцлеру, для хранения в Государственном архиве…».

Дневник зафиксировал размеренное течение жизни его автора в январе 1879 года. Но неожиданно оно прервалось: 15 февраля внезапно скончался от воспаления оболочек головного мозга семнадцатилетний брат Вячеслав. Год этот открыл трагический период отечественной истории. Весной народовольцы совершили ряд террористических актов: убийство шефа жандармов А.Р. Дрентельна, 2 апреля произошло покушение на Императора. Истребление царской семьи бандиты поставили своей главной целью. К этому времени наиболее одиозная фигура среди русских террористов – С. Нечаев сформулировал цель их действий – уничтожение «всей Великой ектеньи» (при церковных службах на Великой Ектении упоминали за здравие весь Дом Романовых).

7 апреля Константин записал в дневнике: «Всю ночь ждали открытого нападения шайки социалистов на Зимний и Аничков дворцы. Великий Князь Николай Николаевич с полком до утра просидел в Главном штабе. Но нападение не состоялось». В мае Константин Николаевич повез своих детей, Ольгу и Константина, на Южный берег Крыма. В конце мая – начале июня Константин вместе с отцом принял участие в морских испытаниях на фрегате «Вице-адмирал Попов», посетив при этом Ялту и Севастополь. Южная природа умиротворила пережившую горе молодую душу. В Крыму, в Ореанде, молодой офицер написал свое первое стихотворение, которое впоследствии положил на музыку С.В. Рахманинов. В 1880–1882 годах Великий Князь плавал на крейсере «Герцог Эдинбургский», командуя ротой Гвардейского экипажа.

Куда бы не заносила жизнь Константина Константиновича, он всегда помнил Россию и свою «малую родину» – Стрельну. Среди аккуратно ведущихся записей дневника есть одна за 9 апреля 1880 года, когда Великий Князь, отстояв обедню в церкви Троице-Сергиевой пустыни, направился в Петергоф: «Проезжали мимо Стрельны; столько рождалось светлых воспоминаний о проведенной там осени. Мне было так приятно, что мы проезжаем через мою родину (я родился в Стрельне), и прохожие узнавали меня и кланялись…». О том же июльская запись от 19 числа: «В Стрельне дышится свободнее – вдали от большого двора среди полной тишины и спокойствия…» (Герасимов В.В., 1997).

В марте 1880 года под впечатлением рассказа И.С. Тургенева, доброго знакомого отца, Константин Константинович посетил мастерскую художника Куинджи и купил картину «Ночь на Днепре». Это полотно настолько захватило князя, что он решил взять его с собой в предстоящее длительное плавание. Узнавший об этом художник, боясь, что температурные условия путешествия окажут вредное воздействие на полотно, даже грозился подать в суд[239]. Картина сопровождала Великого Князя в длительном, более года путешествии. Причины такой настойчивости нужно искать не в упрямстве владельца, а в его стремлении унести с собой частицу родины, которая могла бы утолять ностальгию. Картина произвела на Великого Князя ошеломляющее впечатление. Запись о ней – одна из лучших страниц его дневниковой прозы: «Я видел перед собой изображение широкой реки: полный месяц освещает ее на далекое расстояние, верст на тридцать. Я испытывал такое ощущение, выходя на возвышенный холм, откуда вдали видна величественная река, освещенная луной. Захватывает дух, не можешь оторваться от ослепляющей, волшебной картины, душа тоскует. На картине Куинджи все это выражено, при виде ее чувствуешь то же, что перед настоящей рекой, блещущей