Шрифт:
Закладка:
— Вам нравится крымская ночь? — раздался голос рядом, и, обернувшись, Аржанова увидела Тимофея Козлянинова.
— Да, — ответила она.
Вторая дверь капитанской каюты, остекленная до половины, тоже выходила на «галерею», но несколько дальше, примерно в двух метрах от правого борта. Командор, если он, конечно, не спал, мог сразу увидеть прекрасную пассажирку. Он не поленился надеть весь свой флотский мундир, за исключением треуголки, и выйти к Аржановой, чтобы задать вопрос совершенно необязательный.
Теперь они стояли рядом, почти соприкасаясь плечами. Как ни мал на самом деле был «Хотин», никогда прежде Аржанова и капитан бригадирского ранга не встречались на нем в такой таинственной и даже интимной обстановке. Луна зашла за тучу, и теперь глубокая тьма обнимала черноморские пространства, пологие пустынные берега полуострова, древние крепостные стены и корабль, чуть-чуть покачивавшийся. В космической тишине и темноте, едва прорезаемой неверным светом фонарей, дышалось легко и свободно, а предметы теряли привычные очертания.
— Страшно мне оставлять вас здесь, — признался мужественный мореход.
Она пожала плечами:
— На все воля Божья.
— Я написал письмо матушке о своем намерении жениться и, вернувшись на базу в Керчь, отправлю его фельдъегерской почтой.
— Но я еще не давала согласия.
— Месяц пройдет скоро, любезная Анастасия Петровна. А матушку надо подготовить. Она у меня человек строгих правил.
— Вот оно как…
Глядя в голубые глаза командора, Анастасия сейчас же забыла о сказанном. Да и моряк, сообщив ей, так сказать, официальную информацию, собирался говорить про другое. Вернее, не говорить, но действовать.
Она не стала сопротивляться его жадным, нетерпеливым ласкам. Только обняла его за шею обеими руками и отвечала на поцелуи. Сначала на деревянный пол «галереи» упала шаль, потом — суконный кафтан. Дошла очередь и до шелкового пеньюара. Быстро он освободил ей плечи от тонкой блестящей ткани и горячими ладонями дотронулся до обеих грудей, сжимая их упругую плоть. Темно-розовые соски уже твердели под его пальцами. Наклонившись, командор хотел поцеловать ложбинку между двумя прелестными холмиками, как вдруг увидел длинный шрам, выступающий на матово-белой коже наподобие грубого шва и пролегающий точно посередине.
— Что это? — спросил Козлянинов, не выпуская свою возлюбленную из объятий.
Жаркое неровное дыхание сильного мужчины, пребывающего в возбуждении, коснулось ее шеи. Ощущая, как и ее самое захлестывают какие-то первобытные эмоции, Анастасия помедлила и ответила с усмешкой:
— Это — сувенир.
— Сувенир?! — Он был ошеломлен.
— Да. От турецкой разведки мухабарат.
— Где ты его получила?
— Здесь, в Крыму.
— Они пытали тебя?
— Пытали.
— А потом? — Капитан хотел спросить еще о чем-то, но во-время остановился.
— Потом мои люди прискакали в этот караван-сарай у деревни Джамчи и перебили их. Правда, один ушел. Резидент мухабарата в Крыму, двоюродный брат светлейшего хана Казы-Гирей. Все нынешнее лето мы охотились за ним, но не поймали. Прямо не человек, а змея. Теперь он где-то здесь. Я чувствую его присутствие. И наша новая схватка — не за горами…
Командор двумя руками сжал ее щеки и приблизил ее лицо к своему, заглянул в светло-серые глаза Флоры, как в бездонный колодец. Она не отвела взора.
— Я люблю тебя, — сказал мужественный мореход. — Я буду любить тебя вечно. Наши дети унаследуют этот железный характер. Несгибаемая воля, безграничная вера в Иисуса Христа, приверженность великой государыне. Они будут служить России к вящей славе обоих древних родов — Козляниновых и Аржановых…
Анастасия все еще стояла перед ним полураздетая и наконец почувствовала, что ноябрьская ночь делается все холоднее. Она зябко повела плечами. Командор поторопился поднять с деревянного пола и надеть на нее сначала суконный кафтан, потом — шаль. Шрам еще был виден в разрезе пеньюара, и он коснулся губами этой отметины в последний раз. Аржанова вздохнула. То невероятное сексуальное возбуждение, которое она пережила вместе с ним в начале их свидания, постепенно уходило.
Похоже, командор понимал это и тоже испытывал нечто подобное. Он покрепче запахнул на своей возлюбленной теплую шаль, обхватил ее за плечи и сказал:
— У нас все впереди. Пусть сначала поработает священник, пусть отгуляет шумная свадьба. А сейчас тебе пора отдыхать, краса моя.
Курская дворянка вернулась в адмиральскую каюту, размышляя над собственным неожиданным поступком. Ни с того, ни с сего она открыла свою тайну человеку, который безумно волновал ее сердце, но был бесконечно далек от той жизни, что вела Флора, подчиняясь законам и правилам, существующим в секретной канцелярии Ее Величества. Да, он горячо, честно, благородно ответил на ее признание. Но даст ли согласие на брак с ним императрица? Ведь ее слово значило для Аржановой гораздо больше, чем семейное счастье с морским офицером, повседневное житье-бытье в поместье, в окружении родни и целого выводка детей…
Гордый, славный, могучий «Хотин», покидая гавань Гёзлёве, ухолил на юго-восток.
Еще раз все они, одетые в желтоватые кирасирские кафтаны, отсалютовали палашами его Андреевскому флагу, развевающемуся за кормой. Еще раз хором крикнули «До свидания!» морякам, собравшимся на верхней палубе юта и машущим им платками. Еще раз подумали о том, как жалко расставаться с верными друзьями, если впереди лежит трудный и тернистый путь.
Аржанова вставила ногу в стремя, легко поднялась в седло, разобрала поводья. Алмаз, наклонив голову, уперся в трензельные удила. Он был готов с места пуститься в галоп и нести свою хозяйку хоть на край света. Может быть, русская путешественница и смахнула с ресниц слезу, видя, как тают в голубом просторе паруса флагманского корабля. Добрый же ее конь, проведя взаперти, в носовой надстройке парусника две с лишним недели, ничего хорошего о «Хотине» вспомнить не мог. Сейчас жеребец, вдыхая свежий степной воздух, предвкушал вольный бег по дороге, не имеющей конца, озаренной высоко стоящим в небе дневным светилом, под веселое пение птиц.
— Слушай, — раздалась команда секунд-ротмистра князя Мещерского. — С места рысью марш!..
За четыре года управления городом Гёзлёве и прилегающим к нему округом, Абдулла-бей из рода Ширин досконально изучил обычаи и нравы подданных светлейшего хана, власти его вверенных. Насчет их достоинств и кое-каких недостатков, присущих им от природы, он нисколько не заблуждался. Потому в самой крепости каймакам имел двухэтажный дом, двор и сарай, каменным забором обнесенные и усиленно охранявшиеся.
Владение это располагалось вплотную к северо-западной крепостной стене. Через подземный ход, имевшийся в доме и, вероятно, устроенный еще греками, можно было легко выбраться за пределы старинного фортификационного сооружения и, далее, по грунтовой дороге быстро доехать до Тереклы-Конрат — сельской усадьбы ханского вельможи, укрепленной не хуже, чем какой-нибудь оборонительный пункт на
