его спиной, казалась наполненной плотной толпой теней — любопытных таких лесных теней, собравшихся поглазеть на занятное представление. Впрочем, немногочисленные голубоватые фонари, освещавшие эльфийский лагерь, не позволяли им проникнуть за невидимую границу.

— Иди вперед, — сказал эльф — и кивком указал на один из шатров, стоявший в центре лагеря: над ним висел синий стяг с изображением золотистого древа-мэллорна. Гэдж послушно потопал по тропке, провожатый двинулся за ним, и лесные тени потянулись следом, неприметные и бесшумно скользящие, как вражеские лазутчики. Эльф сказал пару слов стоявшим у входа стражам, вошел в шатер и пробыл там с полминуты. Вернулся, посмотрел на Гэджа: — Оружие есть?

Орк отдал стражам кинжал и покорно позволил себя обыскать. Эльф-провожатый откинул полог шатра:

— Заходи.

Гэдж шагнул в палатку — опять-таки в сопровождении одного из стражей, остановился на пороге. Воздух внутри шатра был напоен ароматом роз: изящная курильница, заправленная благовониями, старалась вовсю, и Гэджу разом захотелось чихнуть. В жаровне, выкованной в форме пузатого дракона, мягко помаргивали угли, и казалось, будто в глазах и чуть приоткрытой драконьей пасти то и дело вспыхивает зловещий красноватый огонь.

Келеборн стоял, прислонившись бедром к невысокому столику, и при свете фонаря небрежно проглядывал какие-то свитки. Без интереса повернул голову навстречу вошедшему.

— Что у тебя, орк?

— Мы не одни, — глухо сказал Гэдж. — Это… важно.

Келеборн как будто удивился. Приподнял брови.

— Выйди, Эллоир.

Но страж медлил.

— Будет ли целесообразным…

— Вы мне не доверяете? — перебил Гэдж.

— У нас нет особых оснований доверять… таким, как ты, орк, — сухо отозвался Келеборн. — Но Митрандир поручился за тебя… Выйди, Эллоир. Я вооружен.

Эльф молча поклонился и вышел. И, несомненно, остановился где-то снаружи, возле входа — ну да ладно, пес с ним!

— Ну, — отрывисто спросил Келеборн, — в чем дело? Гэндальф действительно просил что-то мне передать?

— Нет, — сказал Гэдж.

Владыка даже бровью не повёл.

— Тогда что тебе нужно?

— Мне нужно с вами потолковать, — пробормотал Гэдж.

— Потолковать? — Эльф смотрел на него не то чтобы высокомерно, скорее со сдержанным изумлением — как будто с ним, встав на задние лапы, внезапно заговорила обитающая в зверинце лохматая зверюшка. — Ну хорошо, я слушаю. Так мы наконец доберемся до сути дела?

Гэдж молчал… Нет, он действительно не намеревался ни нападать на Келеборна, ни пырять его кинжалом, ни вязать по рукам и ногам, ни нагло, по-разбойничьи воровать амулет. Он хотел всего-навсего достучаться до хваленой эльфийской мудрости и великодушия… Только сейчас, секунду назад, он твердо знал, что и как будет говорить эльфу, как объяснит, каково это — жить под тяжелой пятой Черного Замка, денно и нощно ощущая, как твое тело, твои мысли, твоя душа пропитывается тлетворными эманациями недоброго колдовства; каково это — быть водой и принимать форму ненавистного сосуда; каково это — носить ошейник, быть подневольным рабом, каждую минуту помнить о том, кто ты есть — и заживо хоронить в себе ставшую бременем опасную Силу; каково это — каждый день, каждый час балансировать на грани, следить за каждым шагом, боясь оступиться, корчиться от вынимающих душу воплей проклятых визгунов, каждую секунду ожидая, что за тобой придут… Он нес через лес эти слова и эту решимость, как полную чашу, боясь её расплескать; он давно хотел высказать, выкрикнуть всё это в лицо надменному Владыке — и вот: Келеборн стоял перед ним, готовый его выслушать. Но…

В глазах эльфа не было ничего: ни участия, ни простого интереса, ни даже раздражения, взгляд его проходил сквозь Гэджа, ни на чем не задерживаясь, как будто орк был стеклянным, — и весь пыл Гэджа, все его страстное красноречие, подпитанное волнением и тревогой — все это враз иссякло, как иссякает родник под палящими солнечными лучами, затерялось где-то под тяжелыми барханами непреодолимого безучастия. Он нервно, с усилием глотнул, точно пытаясь протолкнуть в горло ком мокрых опилок и дать выход застрявшим на полдороге словам; два, три раза облизнул пересохшие губы… Тщетно — слова не явились.

Владыка терпеливо ждал.

Гэдж чувствовал себя полным дурнем. Он был уверен, что вот сейчас, так и не услышав ничего вразумительного, эльф с недоумением пожмет плечами и позовет стражу.

— Итак? — с плохо скрытым раздражением поторопил наконец Келеборн.

Орк смотрел в пол. Пробормотал, заикаясь:

— В-в… верните мне мой амулет. Он мне нужен… Для Сарумана.

Эльф даже не попытался скрыть усмешку.

— И это всё?

— Д-да…

Владыка печально вздохнул.

— Зачем ты пришел, орк? Ты что, действительно думал, что я верну тебе амулет? Ты полагаешь себя его законным владельцем?

— Я полагаю, что могу рассчитывать на ваше понимание и участие, господин Келеборн, — беспомощно выдавил Гэдж: все его наивные чаяния холодно-равнодушный взгляд эльфа замораживал на корню.

Владыка секунду помолчал, поглаживая в пальцах длинное гусиное перо. Гэджу казалось, что эльф борется с желанием вымученно закатить глаза.

— Ну, предположим, я это сделаю — и что? Ты пойдешь с ним обратно в Замок? По-твоему, я могу это допустить?

— Гарх может отнести амулет, — сказал Гэдж, — и передать Саруману. Я об этом думал…

— О том, что амулет может попасть в лапы врага, ты не думал?

— Ну почему сразу…

Келеборн устало прикрыл глаза.

— Послушай, орк, мне, право, недосуг тут разводить с тобою турусы, у меня все-таки есть дела поважнее… Возвращайся в Росгобел. — Он шагнул к столу, что-то небрежно черканул на листке бумаги, обмакнул в чернила и приложил к записке перстень-печатку. Протянул бумагу Гэджу. — Это пропуск, отдай его стражу на рубеже, чтобы тебе позволили беспрепятственно выйти из лагеря. И, если уж тебя так всё это волнует, поговори с Гэндальфом, мы с ним буквально час назад всё подробно обсудили.

Гэдж растерянно стиснул бумагу в руке. Намек на то, что ему пора откланяться и убираться восвояси, был более чем прозрачен.

— А почему вы не хотите подробно обсудить всё со мной? — спросил он, злясь на себя за свое неисправимое орочье косноязычие. «Или я для вас слишком уж тупоголовый, господин Келеборн?» — хотел он добавить, но, по счастью, вовремя удержался.

Эльф поморщился — как будто надкусил кислое яблоко.

— Потому что, во-первых, я просто не хочу говорить с орком, мне это не доставляет ни малейшего удовольствия. Во-вторых, я не хочу говорить об этом амулете. И, в-третьих, я не желаю говорить с тобой о Сарумане — это все равно что обсуждать с фанатиком-дикарем его обожаемого, слепленного из глины пополам со слюнями уродливого идола. Твой учитель для тебя — больше, чем просто учитель, это понятно даже, гм… гному. Ты настолько уверен в