Шрифт:
Закладка:
Застенчивость и краска стыдливости[2652] — чувство, присущее одному лишь человеку, и вызывается оно не одним лишь стыдом и унижением и не потому, что они <люди> сами повинны в совершении какого-то недостойного поступка[2653], а проистекает, как справедливо заключает Фракасторо[2654], ob defectum proprium, et timorem, из страха и сознания наших недостатков; лицо страдает, когда мы обеспокоены присутствием того, кому известны наши недостатки, и тогда природа, желая помочь, посылает туда жар, жар притягивает за собой самую нежную кровь, и мы вследствие этого краснеем. Люди смелые, надменные и беззаботные краснеют редко или вообще никогда не краснеют, и происходит это лишь с теми, кто боязлив». Антоний Лодовик в своей книге de pudore [о стыдливости] склонен считать, что эта самая нежная кровь приливает к лицу не столько вследствие нашего почтения к присутствующим лицам, старше нас или выше нас по положению, «но вследствие радости и удовольствия или если с нами произойдет что-либо нечаянное, непреднамеренное — неожиданное происшествие, случай или встреча»[2655] (что подтверждает и Дизарий{1946} у Макробия), если мы увидим или услышим какой-либо объект, ибо, как замечает Дандини[2656]{1947}, слепые никогда не краснеют; ночь и темнота делают людей бесстыжими. Или же если нас укорили в присутствии тех, кто выше нас по положению, или мы очутились в обществе неприятных нам людей, или если что-нибудь досаждает или оскорбляет нас — erubescentia [застенчивый румянец] превращается в rubor [постоянную красноту][2657]. Подчас в каком-либо крайнем случае, считает Лодовик, начинает звенеть в ушах и они краснеют, а иногда краснеет все лицо[2658], etsi nihil vitiosum commiseris [хотя вы не совершили ничего плохого]; однако, по мнению Аристотеля, omnis pudor ex vitio commisso, стыд — всегда следствие какого-либо оскорбления{1948}. Мы, однако же, думаем иначе: он может точно так же проистекать от страха, силы и неопытности (так считает и Дандини[2659]), как недостатка; от горячей печени, говорит Дюрет (notis in Hollerium), «из-за горячего мозга, из-за ветра, перегретых легких или после выпитого вина, какого-либо крепкого напитка, треволнений» и пр.
«Смех — что это такое, — вопрошает Туллий[2660], — что ему причиной, где он возникает и почему мы так неожиданно разражаемся хохотом, что при всем желании не можем его сдержать; как это происходит, что он завладевает и приводит в движение наше лицо, кровеносные сосуды, глаза, выражение, рот, бока, — пусть об этом толкует Демокрит». Причина, по которой он часто так сильно поражает меланхолика, как объясняет Гомезий (lib. III de sal genial. cap. 18), заключена в обилии приятных испарений, которые, особенно при сангвинической меланхолии, прорываются от сердца и «щекочут грудобрюшную преграду, поскольку она расположена поперек и в ней множество нервов; вследствие этой щекотки возбуждается чувство и артерии растягиваются или тянутся, и жизненные силы тоже приходят вследствие этого в возбуждение и завладевают боками, венами, выражением лица, глазами»[2661]. Более подробно смотрите у Джозия (de risu et fletu [о смехе и плаче]), Вива (3 de anima [3, о душе]). А слезы, по определению Скалигера, проистекают от горя и жалости, «или же от нагревания влажного мозга, ибо сухой мозг не может плакать»[2662].
Что же касается того, что они <меланхолики> видят и слышат столь много фантомов, химер, звуков, видений, о чем так подробно рассуждал в своей книге о воображении Фиен, а также писал Лафатер (de spectris, part. 1, cap. 2, 3, 4 [о привидениях, часть 1, гл. 2, 3, 4]), то их больная фантазия заставляет их видеть и слышать то, что на самом деле и не видно, и не слышно[2663]. Qui multum jejunant, aut noctes ducunt insomnes, тем, кто много постится или хочет спать, как это обычно бывает с меланхоликами или больными, являются видения, или еще тем, кто подслеповат, очень робок от природы, безумен или серьезно болен. Sabini quod volunt somniant, как гласит поговорка, сабинянам грезится то, чего им хочется{1949}. Они — как испанец Сармиенто{1950}, который, когда его послали открыть Магелланов пролив и ограничить места, принадлежащие вице-королю Перу, стоя на вершине холма, amaenissimam planitiem despicere sibi visus fuit, aedificia magnifica, quamplurimos pagos, altas turres, splendida templa [вообразил, будто он видит внизу прелестную долину с великолепными зданиями, многочисленными селениями, высокими башнями, сияющими храмами], прекрасными городами, построенными подобно нашим европейским, но не потому, пишет мой автор[2664], что там и в самом деле было нечто подобное, а потому, что он был vanissimus et nimis credulus [свидетель чрезвычайно глупый и слишком легковерный], которому хотелось увидеть нечто подобное. Или же, как доказывает Лод. Меркадо[2665], вследствие внутренних испарений и жидкостей, образовавшихся от разнообразных смешений крови, желчи и пр., им <меланхоликам> представляются и видятся вокруг, как им кажется, различные образы, которых в действительности конечно же нет. Это подобно тому, как напившимся вина кажется, будто все вокруг них кружится, тогда как кружится у них в голове; вот так же происходит и с этими людьми; причина их заблуждения находится внутри, как подтверждает Гален; безумцы и те, кто находится при смерти, quas extra se videre putant imagines intra oculos habent[2666] [как им кажется, зрят перед собой фигуры, которые на самом деле находятся в их собственных глазах], то, что будто бы находится перед ними, в действительности существует лишь у них в мозгу; мозг, подобно вогнутому стеклу, отражает твердые тела. Senes etiam decrepiti cerebrum habent concavum et aridum, ut imaginentur se videre (говорит Буассард[2667]) quae non sunt [у стариков впалый и усохший мозг, вследствие чего им кажется, будто они видят предметы, которых в действительности нет], старики слишком часто заблуждаются и несут в подобных случаях околесицу; или же, подобно тому как человеку, глядящему на все сквозь красное стекло, представляется, будто все, что он видит, красного цвета, так и болезненные испарения, поднимающиеся от
