Шрифт:
Закладка:
Мерри и Джой. Джой и Мерри.
Я беру снимок и прячу его в карман.
– Ты же знаешь, что, когда исполняется шестнадцать, можно уйти из дома. Уже никто не может тебе помешать.
Они сидят на кровати в комнате Джой. Мерри не часто сюда приглашают. Но мама Джой ушла в магазин.
– До этого еще почти целый год.
– Я знаю.
– Куда мы могли бы отправиться?
– В Лондон.
– Все едут в Лондон.
– Тогда куда?
– В Австралию.
– Там вода в сливе закручивается в обратную сторону.
– Правда?
– Ага, я где-то об этом читала.
Джой делает громче звук на своем маленьком стереомагнитофоне. Они слушают записи, которые сделала для нее Мерри. Поет Мадонна – «Как молитва».
– Я люблю эту песню, – говорит Джой.
– Я тоже.
– Ой, – Джой внезапно отворачивается в сторону. – У меня что-то для тебя есть.
– Что?
Джой вытаскивает из книжного шкафа тяжелую черную Библию. Внутри она вырезала тайник. Мерри знает, что Джой прячет в нем вещи, которые не должна увидеть ее мама. Та открывает Библию и извлекает из нее маленький бумажный пакет. Протягивает его подруге. Мерри берет его и вытряхивает содержимое на покрывало. На кровать падают две серебряные цепочки. На одной болтается буква «М», на другой – «Дж».
– Цепочки дружбы, – поясняет Джой.
Мерри берет свою, глядя, как переливается на свету буква.
– Они очень красивые.
– Давай их наденем.
Джой улыбается подруге:
– У меня есть идея…
Внизу хлопает входная дверь. Глаза девочек встречаются.
– Черт.
– Джой Мадлен Хэррис! Ты слушаешь наверху эту языческую музыку?
Джой вскакивает с кровати и выхватывает кассету из магнитофона. Сует ее в Библию. На лестнице слышатся шаги. Бежать некуда. Дверь спальни распахивается.
В дверном проеме застывает мама Джой – хрупкая женщина с копной золотистых волос и пронзительными синими глазами. Она меньше ростом, чем мама Мерри, и менее склонна к насилию, но все же в гневе внушает страх. Она сверлит злобным взглядом Мерри.
– Я так и знала.
– Ма-ам, – умоляюще тянет Джой.
– Я тебе говорила. Я не хочу ее здесь видеть.
– Мама, она моя подруга.
– Я бы хотела, чтобы она ушла.
– Но…
– Ничего, – говорит Мерри. – Я ухожу.
С горящими щеками она хватает цепочку и выбегает из комнаты.
На площадке оглядывается. Мама Джой взяла магнитофон. Она подходит к окну и выбрасывает его наружу. Раздается глухой треск. Джой прячет лицо в ладонях.
Мерри стискивает кулаки.
Бежать. Сейчас же. Если бы только это было возможно.
«Я тут быстро кое-что сделаю, потом поеду за продуктами. Если проголодаешься, деньги в банке Китти».
Фло смотрит на сообщение от мамы, отправленное ею три раза, видимо, потому, что первые два никак не отправлялись; потом – на часы. Уже начало двенадцатого.
Мама и в самые лучшие времена теряется во времени, а сегодня утром она и вовсе была несобранной. Прошлой ночью что-то произошло, и, хотя Фло поверила в то, что мама просто увидела в часовне свет, ее не покидает ощущение, что та чего-то недоговаривает. Скорее всего, мама считает, что тем самым ее оберегает, но Фло часто хочется сказать: «Когда ты от меня что-то скрываешь, ты меня не оберегаешь, а только тревожишь».
Все мамы такие. Сколько бы они ни уверяли, что хотят относиться к своим детям как к взрослым, Фло знает, что когда мама на нее смотрит, она по-прежнему видит шестилетнюю девочку.
После того как мама выбежала из дома, застегивая на ходу воротничок, Фло обшарила кухонные шкафы в поисках чего-то съестного на завтрак и нашла полпачки печенья и пакет чипсов с сыром и луком. Все это она уничтожила, дочитывая роман Кинга (определенно, это одна из его лучших вещей). Но в животе уже снова урчит. К тому же не покидает гнетущее ощущение, что день проходит впустую. Ни телевидения, ни Интернета. Ей необходимо встать и что-то сделать.
Она могла бы заглянуть в подвал, чтобы понять, пригоден ли он в качестве проявочной, но ей не особенно хочется спускаться в жутковатое, оплетенное паутиной помещение прямо сейчас. Неохота сознаваться в этом даже самой себе, но она все еще не пришла в себя после того, что вчера увидела на кладбище.
Разумеется, при свете дня, хорошенько выспавшись, она воспринимает все несколько иначе. Воспоминание утратило четкие очертания, и ее рассудок проделывает интенсивную работу в стремлении объяснить увиденное. Может, это действительно была игра света? Или кто-то над ней подшутил? Все это произошло очень быстро. Она могла растеряться, и зрение ее подвело. Кроме того, если бы там действительно что-то было, фотоаппарат бы это зафиксировал.
Фло никогда не верила в привидения. Учитывая специфику работы ее мамы, она имела дело с кладбищами и смертью гораздо чаще, чем большинство детей ее возраста. И никогда не видела в этом ничего пугающего или жуткого. Мертвые мертвы. Наши тела – это всего лишь кучка плоти и костей.
С другой стороны, она была способна принять идею о том, что мы оставляем после себя отпечаток, что-то вроде фотографического изображения. Мгновение, зафиксированное во времени с помощью сочетания химикатов и соответствующих условий.
Ее живот снова ворчит. Ладно, хватит размышлять о привидениях. Она идет на кухню и берет с подоконника стеклянную банку с изображением Китти. Банка наполнена мелочью и фунтовыми монетками. Фло вытряхивает из банки мелочь на семь фунтов. В деревне есть маленький магазин, и до него около пятнадцати минут ходу.
Сунув мелочь в карман, она выходит из дома, запирает за собой дверь, сует в карман и ключ. И тут же в нерешительности останавливается. Фотоаппарат. Возможно, по пути ей встретится что-то такое, что захочется сфотографировать. Она бегом возвращается в дом, хватает фотоаппарат и вешает его себе на шею.
Тротуар, ведущий в деревню, очень узкий. Кое-где он полностью скрывается в густой траве и зарослях жгучей крапивы. Машин почти нет. Не считая отдаленного гула какой-то фермерской техники да изредка протяжного мычания коров, ничто не нарушает тишины. Подобное безмолвие кажется Фло зловещим.
Пару раз она останавливается, чтобы сделать снимок. Полуразвалившийся амбар, расколотое молнией дерево. Довольно скоро появляются первые признаки жилья. Справа находится деревенский клуб, окруженный полями для игр, и древнего вида детская площадка, на которой мама катает своего малыша на качелях.
