Джейн подалась вперед и сделала вдох. Скудное содержимое желудка (накануне она ничего не ела, кроме трех печеньиц, взятых из дома перед поездкой в Лондон) попросилось наружу, но она подавила тошноту, решив сперва во всем разобраться.

– Этого не может быть. Я вам не верю, – сказала она женщине, которая просила звать ее Софией.

Видя поразительные изменения, произошедшие с городом, Джейн все же надеялась, что ослышалась. София подозвала прохожего, очередного полуодетого мужчину, и спросила его:

– Извините, сэр, какой сейчас год?

– Я вас где-то видел. – Он приподнял очки. – Вы не из «Колеса фортуны»?

София закрыла лицо руками.

– Нет. Так какой сейчас год, сэр?

– Двадцать-двадцать, – раздраженно фыркнул мужчина, сочтя, по-видимому, что ему задали глупый вопрос.

Вернув очки на прежнее место, он ушел. София повернулась к Джейн:

– Видите?

Джейн поморщилась. Ее положение выглядело все хуже и хуже. София достала из мусорной урны газету и показала Джейн:

– Вот, смотрите еще.

На первой странице был нарисован человек, произносящий какую-то речь. Рисунок был так же ужасающе правдоподобен, как та картина, которую Джейн видела во вчерашней бальной зале. София указала на число, напечатанное вверху листа: 2020.

Джейн задрожала, снова ощутив тошноту. Она поглядела на Софию. Может быть, леди Джонстоун и ее армия сплетниц затеяли такую большую шутку, чтобы получить от несчастья Остенов побольше удовольствия? Конечно, весьма странно, что кто-то пошел ради такой цели на столь немалые расходы (нанял актеров, подделал газету), но другое объяснение – София говорит правду – казалось и того нелепее.

Еще одна стальная карета без лошадей пронеслась мимо с ужасающим шумом. Каким образом могла Джейн переместиться во времени? Какой механизм помог ей совершить это деяние, сокрушающее и ум, и плоть? Неужели тут не обошлось без миссис Синклер? Нет, это самое невероятное. Пропахшая капустой нищая старуха из Чипсайда – на деле могущественная колдунья, а безумные каракули на обрывке рукописи – заклинание, которое открыло коридор в другую эпоху?

Идя с Софией по городу, Джейн смотрела по сторонам и старалась всему найти разумное объяснение. Стальная карета – Джейн приняла за чудесную колесницу обыкновенный паровоз. Однажды в Лондоне, когда ей было двадцать лет, они с папенькой проехали пятьдесят ярдов в паровой повозке Мердока. Из трубы валил клубами тяжелый серый дым. Джейн, пораженная, спросила машиниста, как все это работает. Тот сперва смешался, а потом сказал преподобному Остену, что его дочь говорит дерзости и что женщинам вообще не пристало задавать такие вопросы. Потом отцу пришлось взять в библиотеке книгу, чтобы Джейн сама прочла, как устроен паровой двигатель. Загадочная подвижность этих железных повозок, вероятно, тоже объяснялась действием пара. Правда, дым не шел, но, возможно, это была какая-то особая модель – французская, наверное.

То, как сильно изменился облик города, тоже по зрелом размышлении не казалось невероятным. Видимо, сооружения из стекла и стали возникли, пока Джейн бродила по лесу. В Бате всегда обожали новшества, и ради моды местное дворянство способно горы свернуть за один день.

Озираясь в поисках нового предмета для подобных логических упражнений, Джейн вдруг услышала пронзительный свист ветра. Она посмотрела вверх и увидела птицу в блестящей белой стали вместо перьев. В длину это существо было, наверное, не меньше, чем Сидни-Хаус, вмещавший двадцать четыре квартиры. Птица пронеслась по небу на высоте многих тысяч футов. Ранее тем же утром Джейн видела еще одну особь этого вида. Да, здесь логика заходила в тупик. Чем объяснить то, что по небу с шумом носится стальная птица в тысячу раз больше страуса?

В следующую секунду Джейн ударила себя по лбу. Для всего есть объяснение, причем простое: она сошла с ума! Теперь уже окончательно осужденная на безбрачие, всеми презираемая, она преждевременно впала в старческое слабоумие. Уподобившись той женщине, что стояла на Столл-стрит, сочиняя стихи за шиллинг, с кастрюлей на голове и пятнами соуса на шали, Джейн бежала от холода стародевичества под пестрое одеяло безумия. Несомненно, разбитое сердце кого угодно доведет до помешательства. Теперь Джейн понимала, что все это только пригрезилось ей: и путешествие в Лондон, и миссис Синклер, и танец с очаровательным мужчиной. Разум, борясь с одиночеством, прибегал к уловкам.

Итак, если Джейн осознала свой душевный недуг, то как же ей теперь следовало себя вести? Дамам, страдающим истерией, обыкновенно советовали съездить к морю, а потом их впихивали в карету, запиравшуюся снаружи, и везли не в Брайтон и не в Лайм, а в Бедлам. От такой прогулки Джейн предпочла бы воздержаться. Нужно действовать и говорить как можно более здраво, чтобы привлекать к своему безумию как можно меньше внимания. Если ее новая подруга София не видение, то в присутствии этой дамы следует делать вид, будто ничего не случилось, и соглашаться со всем, что та ни скажет, за исключением предложений поехать в Брайтон (их надлежало вежливо отклонять).

– Вам, наверное, хочется домой, – сказала София, – в ваше время?

– В самом деле. – Джейн осторожно кивнула. – Я не подумала о возможности возвратиться.

– Вы должны вернуться как можно скорее, чтобы писать книги.

Джейн остановилась:

– Какие книги?

– Как какие? Ваши. Романы Джейн Остен.

Джейн молча раскрыла рот.

– Идемте же. – София зашагала дальше. – Кстати, вы знали, что я снимаюсь в экранизации одного из ваших произведений?

– В чем, простите?

– В экранизации одного из ваших произведений. Романа «Нортенгерское аббатство».

Джейн покачала головой:

– Прошу прощения, но я снова вас не понимаю.

Они вошли в коттедж из белого камня под тростниковой крышей. София отперла дверь и пригласила Джейн войти. Джейн улыбнулась: уют этого жилища напомнил ей обстановку пасторского дома в Гемпшире, где она выросла. Правда, некоторые предметы мебели, сделанные из стекла и железа, выглядели странно, зато в гостиной был славный камин, а одну из стен полностью занимали чудесные книжные полки.