– Судя по её виду, это старая медазийская статуя. Наверное, сохранилась в руинах какого-нибудь древнего храма. И потом – кто ещё может за этим стоять?

Моппи ковырнула землю носком ботинка:

– Действительно. Ну, кажется… нам будет лучше… работать вместе. Какое-то время. Просто потому, что так будет безопаснее.

– Э-эм… да, – протянула я. – Хорошо. Что ж. – Было непросто совершить этот переход от соперничества к сотрудничеству. Всё так сильно изменилось. Может, наши отношения с Моппи тоже изменятся? Что-то во мне отчаянно цеплялось за эту надежду. Мне страшно не хотелось справляться со всем одной. – Так куда мы идём? И при чём тут редьки?

Моппи развернулась и повела меня вверх по травянистому склону:

– Скрытчик сказал, что корона спрятана в некоем месте. Мастер Бетрис успела упомянуть редьку. А теперь смотри туда. – Она указала на очерченную предрассветным заревом гору впереди.

Склонив набок голову, я вгляделась в её силуэт. Она выглядела знакомо: странно округлая и с несуразно тонкой макушкой. Именно эта гора фигурировала в историях Флориана.

– Она ничего тебе не напоминает? – спросила Моппи.

– Толстую морковь, – ответила я. – Или… о.

– Официальное её название – гора Залон. Но большинство местных зовут её Редькой.

Глава 9

– По легенде, когда королеву Меду изгнали с материка, она прибыла сюда, надеясь обратиться к древним силам и получить от них совет, – рассказывала Моппи, поднимаясь по склону горы Редька.

Ночь быстро уступала утру, небо за покатой макушкой окрасилось в розовое золото. В мерцающих росой кустах вокруг чирикали птицы. Всё это было очень красиво, но я до сих пор не понимала, при чём тут утерянная корона.

– Откуда ты всё это знаешь? – полюбопытствовала я. – Брат рассказывал мне похожие истории, но это же просто сказки. А учитель по истории ни слова не говорил о магической горе Редька.

Моппи фыркнула:

– Будто вас учат нашей настоящей истории! Только и знаете, что зазубривать всякую чушь о кучке важных шишек по другую сторону океана, которые считают, что мы должны шаркать перед ними ножкой и кланяться из-за какого-то обещания, предположительно данного Медой сотни лет назад.

– Это никакая не чушь, – возразила я. – Медазия получила независимость на условии, что, если род Меды прервётся, остров вернётся под имперское правление. Так и вышло!

– Говоришь прямо как они, – проворчала Моппи. – Будто мы должны радоваться, что нас заставляют плясать под дудку какого-то слюнтяя, которому всегда всё подносили на блюдечке и которого волнуют лишь его фиолетовые мантии.

– Я такая же медазийка, как и ты! – возмутилась я.

Я видела наше семейное древо, изображённое на листе плотного пергамента и хранящееся в мамином кабинете. Нашей ближайшей родственницей с материка была моя бабушка по материнской линии, приехавшая на Медазию обговорить условия сделки с местными красильнями и в итоге вышедшая замуж за сына торговца краской. Мой отец был уроженцем южной части острова, правда, он умер вскоре после моего появления на свет.

Моппи не верила моим словам.

– И потом, нам нужна Региа Терра, – продолжила я. – Мы и года не продержимся сами по себе, если имперский флот перестанет отражать набеги пиратов. – Я сама слышала, как мама говорила об этом много раз.

– Королеве Меде не нужны были пушки и фрегаты, – мрачно заметила Моппи. – У неё был Чёрный Дракон. Он столетиями защищал Медазию.

– Да, – согласилась я, – пока король Горос не умер, не оставив наследника, после чего дракон обезумел и разнёс старый дворец и половину порта Меды.

– Пока его не убили, ты хотела сказать. Вместе с дочерями.

– Убили? – Я потрясла головой. – Нет, он умер от пятнистой лихорадки.

– Это тебе так твой учитель сказал? И где же он учился истории?

– В Имперском Коллегиуме, – признала я. Мама настояла на «надлежащем регианском образовании» для нас с Флорианом. – А кто тебе сказал, что его убили?

– Моя бабушка, – ответила Моппи. – Она знает все предания, ведь она выросла в этих горах. Если кто и знает, где искать утерянную корону, то это она. Мы почти пришли, – добавила она, ускоряя шаг.

Я неуверенно выглянула из-за кустов:

– А она не будет против, что мы вот так вдруг заявимся?

– Конечно нет. Только берегись дяди Козла. Он у нас ворчливый.

– Кого? – Я подумала, что ослышалась. – Дяди Козла?

Но Моппи уже обогнала меня на несколько ярдов и целеустремлённо направлялась к приютившемуся на склоне горы маленькому домику с побелёнными стенами, почти скрывшемуся под густыми зарослями ярко-розовых бугенвиллей. Дверь и ставни были покрашены в насыщенный голубой цвет, на подметённом крыльце стояли горшки с травами. На грядках неподалёку зеленели петрушка и тмин и покачивали серебристыми головками артишоки.

Чёрный с проседью козёл моргая смотрел в нашу сторону жутковатыми жёлтыми глазами. Он выглядел безобидным, но я, помня предупреждение Моппи, на всякий случай отошла на самый край тропы, как можно дальше от калитки в огород, где он неторопливо пережёвывал какой-то овощ.

Внезапно голубая дверь распахнулась, и из дома, выкрикивая имя Моппи, выбежали две девочки. Одной было лет девять, другой – не больше шести. У обеих была густая грива тёмных кудрей и загорелая кожа, совсем как у Моппи.

– Ты здесь! Ая сказала, ты не вернёшься до новой луны! – Младшая девочка прыгнула в объятия Моппи. – Ты принесла мне сладости? Ты обещала!

– Не будь нетерпеливой, Делия, – пожурила её девочка постарше и с подозрением посмотрела на Моппи. – Почему ты не на работе? Тебя выгнали?

– Никто меня не выгонял, Лисса, – ответила Моппи, взъерошив ей волосы. – Это мои сёстры, – сказала она мне. – А это Антония – моя… – Она осеклась и, нахмурившись, уставилась на меня так, будто я помидор, выросший на капустной грядке.

– Мы обе ученицы мастера Бетрис, – объяснила я. Что формально не было ложью. У нас ещё оставался шанс убедить её, что она была не права, исключив нас.

– И мы здесь по важному делу, – добавила Моппи.

– Надеюсь, это действительно очень важное дело, раз ты подняла нас из постели ещё до рассвета, Агамопа, – раздался из-за порога голос.

– Агамопа? – повторила я. – Это твоё настоящее имя?

Моппи закатила глаза:

– Нет. Так меня называют только мама и Ая.

Из дома показалась, пожалуй, самая старая женщина, которую мне приходилось встречать. Её обветренную кожу испещряли сотни морщин, а голову окружало невесомое облако белоснежных кудрей. На ней – и на обеих девочках тоже, как я с запозданием заметила, – была тонкая ночная рубашка, открывающая крепкие, но узловатые стопы.

Под суровым